Томашева Ксения: другие произведения.

Когда угасло пламя

Журнал "Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Peклaмa:
Конкурс 'Мир боевых искусств.Wuxia' Переводы на Amazon
Конкурсы романов на Author.Today
Зимние Конкурсы на ПродаМан
Peклaмa
Оценка: 7.97*12  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мы сражаемся. Мы ведем бесконечный бой друг с другом и с собственной тенью. Нам был дан величайший Дар и величайшее Проклятие. Мы - огненные коты. Нам даровали бесконечную жизнь. Но и право на смерть у нас отняли. Изо дня в день мы гибнем на аренах сражений, чувствуя боль и ужас умирания, но не имея права умереть по-настоящему, соединившись с Пламенем Изначальным в сердце Великого Вулкана. Изо дня в день мы воскресаем, чтобы снова умирать. Но так было не всегда.
    Книгу также можно прочитать бесплатно в гуглбукс: "Когда угасло пламя"
  Глава 1
  Глава 2
  Глава 3
  Глава 4
  Глава 5
  Глава 6
  Глава 7
  Глава 8
  Глава 9
  Глава 10
  Глава 11
  Глава 12
  Глава 13
  Глава 14
  Глава 15
  Глава 16
  Глава 17
  Глава 18
  Глава 19
  Глава 20
  Глава 21
  Глава 22
  
   Мы сражаемся. Мы ведем бесконечный бой друг с другом и с собственной тенью. Нам был дан величайший Дар и величайшее Проклятие. Мы - огненные коты. Нам даровали бесконечную жизнь. Но и право на смерть у нас отняли. Изо дня в день мы гибнем на аренах сражений, чувствуя боль и ужас умирания, но не имея права умереть по-настоящему, соединившись с Пламенем Изначальным в сердце Великого Вулкана. Изо дня в день мы воскресаем, чтобы снова умирать.
   Но так было не всегда.

  
  1

   - Лиска, ну почему именно этот подоконник? Его же даже с улицы не видно. Окно на плато выходит. Кто там заметит твою свечку?
   - Берт, ты как маленький. Сам знаешь: эта свеча и эта трапеза - не для живых. Свеча освещает путь душам умерших от голода, дает им знать, что здесь их ждут и помнят! А в свете этих бездушных новомодных электри...ческих, - Лиска с трудом выговорила непривычное слово, - фонарей ее живое пламя едва различимо.
   Ну да, Лиска была права во всем. Мне стало стыдно за свою лень. Стоило давно навести порядок в комнате, служившей мастерской, но я все никак не мог собраться. Куча ненужных шестеренок и прочих деталей, выкинуть которые рука не поднималась, грозила в скором времени совсем перекрыть свет из окна, а его по зимнему времени и так было недостаточно.
   Вздохнув, принялся за уборку. Лиска понаблюдала какое-то время за моими страданиями, уперев руки в боки и смешно поводя рыжими ушами с кисточками на концах. Улучила момент, когда присел, чтобы вытащить из-под стола закатившуюся отвертку, чмокнула меня в макушку и заливисто рассмеялась. Хотел ухватить ее за талию, но Лиска ловко вывернулась, мазнув кончиком огненно-рыжего хвоста по моему носу, подмигнула и упорхнула на кухню. Я залюбовался ладной фигуркой жены, вмиг забыв об уборке. Красивая она у меня, хоть и мелкая слишком.
   Мою семью голод почти не затронул: предки жили в отдаленном горном районе, куда сборщики редко добирались. А вот Лиска была из потомственных крестьян, веками возделывавших плодородные земли в долине. Именно такие долины подверглись наибольшим поборам перед той, последней, войной. Сборщики лютовали. Прикрываясь нуждами армии, они попросту грабили селян до нитки, убивая тех, кто осмеливался припрятать от их дотошных глаз последний мешок зерна или репы. Коты пухли от голода, пытались есть вулканических ежей, но только травились их ядом.
   Лискина бабка рассказывала, как ей приходилось с топором в ослабевших руках оборонять хату от спятившей соседки. В помутившемся от голода рассудке нападавшей билась единственная мысль: сварить и съесть бабкиных детей. Из бабкиного первого помета выжила только Лискина мать. А ведь их было пятеро: крепких, розовощеких огненно-рыжих малышей. Благословенная масть. Из котят второго помета, бывших на то время совсем крохами, не выжил никто.
   Лиска в мать пошла: такая же огненная. Мать ее после пережитого в детстве голода здоровьем слаба была и умерла в родах, едва сумев дать жизнь единственному котенку. Вот Лиска и осталась бабке в утешение. Тоже худенькая, мелкая, но удивительно жизнерадостная, как язычок пламени. За то я ее и полюбил. Тепло мне рядом с ней было.
   - Па! А когда Голодная Ночь закончится, мы пойдем на площадь? Там ярмарка приехала, будут ряженые, и Вьюгу будут сжигать, и петушки на палочках будут!
   В дом ввалились Шейлена с Лансом. Наши двойняшки. Да, мы не могли похвастаться большой семьей. Лиска и этих двоих еле выносила, так что после первого помета мы решили больше не рисковать. Соседки, конечно, головами качали, мол, девка молодая, чего осторожничать. Вон, у Мирты с соседней улицы третий помет на подходе, да и в первых двух по четверо котят, а ведь Лискина одногодка. Лиска после таких разговоров рыдала в подушку, когда думала, что я сплю и не слышу. Но я был непреклонен: лучше живая любимая жена и двое непосед с шилом в том месте, откуда хвост растет, чем куча детишек на руках и статус молодого вдовца.
   - А еще там можно будет сделать эту, как ее... потографию! - Шейлена прямо пританцовывала от предвкушения.
   - Фотографию, глупая ты! Сразу видно, что девчонка, - Ланселот глянул на сестру свысока.
   - И ничего не глупая! - надула губки та. - И вообще, у меня уже огонь пробудился, а вот проснется ли твой - еще неизвестно, вдруг ты в маму пошел!
   - Ой, подумаешь, нужен мне ваш огонь. Только морока одна от него. Я лучше буду, как папа - изобретателем. Вот вырасту и изобрету движущуюся фотографию. Чтобы можно было не просто картинку сделать, а и рукой помахать и привет передать тому, кому карточку подаришь. Будете потом хвастаться, что со мной знакомы!
   - Ты пока вырастешь, ее и без тебя сто раз изобретут! Вон, даже папа хотя бы.
   - Не буду я без Ланса ничего такого изобретать, - успокоил надувшегося сына я. - Подожду, пока он подрастет, вместе потом изобретем.
   Лиска позвала детей помогать ей на кухне, рыкнув на меня, чтобы не отвлекался и побыстрее заканчивал с уборкой: скоро закат, а с ним и Голодная Ночь. Самая темная и страшная ночь в году. Говорят, половина умерших от голода ушла к Пламени Изначальному, не пережив эту страшную ночь. Именно поэтому у нас появилась традиция накрывать богатый стол в отдельной комнате и выставлять на подоконнике горящую свечу, чтобы она всю ночь своим светом указывала дорогу умершим к дому, где их помнят и любят настолько, что отдают всю свою еду. Живые в эту ночь постились до самого рассвета, уступая еду мертвым.
   Эта традиция прижилась не везде, но семьи, чьи родственники ушли в то страшное время, следовали ей неукоснительно.
   Я продолжил уборку, краем уха слушая веселые визги и возню семейства на кухне. Малышня у нас получилась - просто загляденье. Похожие внешне, как два язычка пламени, они были настолько же разными по характеру, как те самые два язычка пламени. Оба шоколадно-рыжеватой масти - эдакая смесь меня и Лиски в равных пропорциях - с пушистыми, как у Лиски, хвостами и плюшевыми ушками. Только у Шейлены были мои зеленые глаза и взрывной характер, да и дар огненный у нее пробудился очень рано. Ланселот же рассудительно посматривал на мир огромными янтарно-желтыми, как у Лиски, глазищами. Признаков дара в нем пока не наблюдалось, и мы думали, что и в этом он в мать пошел: магом Лиска не была. А вот к работе с железками сын проявлял большой интерес и с удовольствием возился вместе со мной в мастерской, помогая собирать всевозможные механизмы. От кого из нас у него это, сложно было сказать: Лиска тоже была мастером не последней категории, просто с рождением наших малышей, отошла от дел, полностью посвятив себя дому. Я же, в силу своих немалых способностей к магии огня, занимался магической техникой, собирая и обслуживая двигатели дирижаблей. Но это на работе. А дома я возился с разными мелкими штуковинами, изобретая и улучшая их. Даже несколько патентов сумел получить на свои изобретения. Сейчас, например, работал над перчаткой, способной концентрировать и направлять поток магии огня, будучи надетой на руку мага. Перчатка уже умела фокусировать огонь в плотный луч. Но я не собирался на этом останавливаться: я хотел добиться настолько малой толщины луча, чтобы эту перчатку можно было применять для пайки ювелирных изделий, например. Или в лекарском деле: с помощью такого тонкого луча можно было бы делать аккуратные и точные разрезы при операциях.
   - Мам, а папа обещал, что завтра мы пойдем на ярмарку! И там будут ряженые, и петушки, и фотография! - раздался из кухни звонкий голосок дочери.
   ***
   Окуляр снова барахлит. Изображение в левом глазу расплывается. Пламя, как же невовремя! Если не починю перчатку до утра, не видать мне завтра победы. А значит, снова боль умирания и новая порция жизни взаймы.

  
  2

   А завтра пришла война.
   Только мы это не сразу заметили. Эта война была совсем не такая, как та, которую мы называли последней. Последняя Война была понятной и... честной, что ли. Наши предки точно знали, кто враг. Они шли на борьбу со злом. И побеждали. Или гибли, приближая своей гибелью общую победу.
   Последняя Война была ужасной, кровавой, отвратительной. Да, мы воспевали подвиг наших предков. И да, мы романтизировали ту войну. Но мы прекрасно поняли и запомнили урок, ею преподнесенный: нет ничего прекрасного в войне. И, несмотря на то, что мы гордились той победой, ее цену мы хорошо осознавали. А цена была неоправданно завышена. И мы платили ее еще многие годы после окончания Последней Войны. Платили зажженной свечой и ничейной трапезой в Голодную Ночь. Платили портретами бабушек и дедушек, которых никогда не знали их внуки. Платили воспоминаниями детства, в которых мы, малыши, родившиеся спустя долгие годы после Последней Войны, вздрагивали от ужаса, заслышав пролетающий над нашими головами дирижабль. Ведь в нашем воображении, взращенном на рассказах о той войне, дирижабли несли бомбы, способные в мгновение ока превратить в пылающий ад целый город.
   Казалось, для нашего мира Последняя Война стала тем лечением, которое несет пациенту много боли, но пережив которое, он потом стремительно идет на поправку. Еще ныли старые шрамы, но мир выздоравливал. Наши дети уже не играли во дворе в войнушки, вооружившись деревянными пистолями. У них были другие, гораздо более мирные игры, и мы радовались, предвкушая, что и внуков наших ждет такое же безоблачное будущее.
   - Пап, ну сколько можно копаться? Вон, даже Ланс уже оделся, а вы с мамой еще даже зубы не почистили! - Звонкая у нас все-таки дочь, вот бы кто регулятор громкости для малолетних чад изобрел.
   Из теплой постели вылезать категорически не хотелось, но малышня поспать подольше не даст. Они этот поход на ярмарку месяц ждали, копили карманные деньги и костюмы мастерили.
   Ланс, как всегда, оденется инженером: пояс-патронташ с инструментами, окуляры поверх клетчатой кепки, жилет с кучей кармашков. Малой начал интересоваться механикой лет с четырех, и к своим нынешним девяти уже мог починить всякую бытовую мелочь - Лиске на радость, ведь и у нее, и у меня не всегда доходили руки. А обращаться за ремонтом в специальную мастерскую Лиска категорически отказывалась: стыдно, мол, в семье инженеров не уметь мешалку для теста починить.
   Шейлена будет Огненной Танцовщицей. Кем еще может нарядиться девочка-девятилетка?
   ***
   - Эй, Инженер, ты слышал, завтра будет Огненная Танцовщица!
   - Слышал. Не разделяю твоих восторгов.
   - Да ладно тебе, один раз живем, дай хоть помереть разок от руки прекрасной богини.
   Лично мне даже от руки прекрасной богини умирать не хочется. Тем более, не Истинной Богини, а какой-то девчонки, взявшей Ее имя в качестве прозвища.

  
  3

   Ярмарка в этом году удалась. Чучело Вьюги горело ярко, детишки весело носились вокруг него, кидаясь фаерболами.
   - Пап, смотри, как я умею! - Шейлена встала на цыпочки, подняла ладони над головой и, крутанувшись на месте, резко развела руки, выбросив их вперед. Ну прямо настоящая Огненная Танцовщица. Только меткости ей побольше бы. И дури поменьше. Огромный фаербол сорвался с ее ладоней и с гудением рассерженного шмеля понесся над площадью. Если бы еще в сторону чучела, а не зигзагами куда-то влево. Ребятня с визгом прыснула в стороны с траектории бешеного снаряда. Я кинулся за ним, ловя в отчаянном прыжке и рассеивая фаербол. Фу-у, пронесло.
   Есть в нашем городе традиция на Мартовские Игры устраивать бои без правил с участием специально приглашенных профессиональных бойцов. Так вот, по скорости реакции счастливый отец юного дарования вроде моего Шила (так Лиска иногда в шутку называла дочурку) может дать фору любому профессионалу.
   - Тебя, Ленка, нельзя к народу пускать! - Ланс сокрушенно покачал головой. Ну вылитая Лискина бабка. Нахватался от нее, когда мы их на лето к ней в деревню ссылали. Дети вообще, как губки, особенно в этом возрасте. А у бабки нашей и речь, и ужимки - хоть на ярмарках выступай.
   - На себя посмотри! Кто вчера у папы стащил баллоны с жидким огнем и огнемет за сараем испытывал? - сдала брата Шейлена. - Это мама еще не знает, что ты ее саженцы спалил, вот она по весне рассердится!
   - Чего это я должна рассердиться? - Лиска подошла. Раскраснелась, улыбается, а в руках огненные петушки на палочках. Целый букет: и лимонные, и персиковые, и мои любимые - малиновые. Я засмотрелся. Говорят, что невозможно любить много лет одинаково сильно. Может быть. Но вот когда она такая, я в нее каждый раз заново влюбляюсь.
   - Идемте, там уже фотограф приехал, камеры распаковывает. Сейчас очередь набежит, до самого вечера простоим.
   - Ура!
   - Идем скорее!
   - Ленка, не тяни меня, я сам могу быстрее тебя идти!
   - Ну и давай наперегонки! Кто быстрее добежит - выбирает фон!
   Наши огоньки неугомонные унеслись к дальнему углу площади, где уже собиралась пестрая толпа одетых в карнавальные костюмы или просто нарядных горожан.
   Мы с Лиской переглянулись и, взявшись за руки, чинно зашагали следом. Спешить некуда. Фотограф еще не скоро снимать начнет, а очередь мелочь займет и без нас. У нас есть пять минут только для нас двоих. И огненных петушков. Я цапнул у Лиски из рук малиновый и, блаженно зажмурившись, прямо целиком сунул в рот, только палочка снаружи торчала. Лиска засмеялась и лизнула лимонный. И как можно эту кислятину любить?
   ***
   С помятой выцветшей фотокарточки на меня, улыбаясь, смотрит изящная рыжая кошка с букетом огненных петушков в руках. Двое шоколадно-золотистых малышей прижимаются к ней с боков. А за плечи приобнимает, нависая горой, высокий темноволосый незнакомец. Его я почти не помню. Мои волосы белы, как вулканический пепел с горы Огневки.

  
  4

   - Берт, ты новости читал? - Лиска протянула мне газету.
   - А что там? - мне было лениво.
   Холодное зимнее утро - в такое сначала встаешь ты, а потом солнце - не располагало к чтению пахнущей морозом и типографской краской утренней прессы. Хотелось залезть обратно под одеяло и сделать вид, что сегодня выходной. Но это вряд ли. На заводе запарка: правительственный заказ. Такое впечатление, что наверху решили провести капитальный ремонт всех списанных военных дирижаблей. Половина из поступающих к нам развалин давно не на ходу, а остальные даже в музей не возьмут, только на свалку.
   - Пишут, что в предгорьях бандиты лютуют. Не наши, залетные. Призывают правительство вмешаться и порядок навести, - Лиска покачала головой. - Не к добру это. Столько лет у нас все тихо было, и тут такое. Откуда и взялись-то?
   И то верно. Посмотреть на соседние государства, там что ни день, то бомбисты, или заварушки какие. А у нас - тишь да гладь. Отвоевался народ.
   Чмокнув Лиску в макушку на прощание, я выбрался на улицу. Промозглый ветер лез за шиворот: пришлось поднять воротник повыше, зарываясь носом в полосатый вязаный шарф. До остановки дилижанса я добрался, поставив рекорд в беге, если не мировой, так личный - точно. Вот не пойму никак, почему в наших краях такие суровые зимы. Пламенное сердце планеты дает достаточно жара, чтобы Вулкан мог без конца петь свою песнь для Огненной Танцовщицы. Ее вечный танец дарит огонь не только нашим сердцам, но и горам, рождающим потоки раскаленной лавы. Вон, Огневка снова извергается. И говорят, детеныш у нее скоро будет - на южном склоне трясет сильно.
   В тряском дилижансе-самоходке досыпалось плохо: монстрообразное чудо паровой техники подпрыгивало на ухабах, а пухленький сосед по скамейке постоянно тыкал мне в бок ручкой длинного зонта, который кот никак не мог пристроить, чтобы тот не мешался. Так что, когда мы со скрипом и грохотом затормозили на остановке у проходной завода, я уже вполне проснулся.
  
   - Господин инженер, что прикажете с этим судном делать? - голос Йоныча вырвал меня из ленивых размышлений о том, что не мешало бы к Хэнку заглянуть (у него новый завоз намечался, а мне нужны были кое-какие мелочи для перчатки). - Берт, твою дивизию, корыто это дырявое куда, спрашиваю, определим? На запчасти, или попробуем эту дуру починить? Предупреждаю: движок совсем как решето, я даже пытаться не буду туда пламя запустить.
   - Йоныч, на запчасти мы и так каждую вторую дуру пускаем, а у нас план. Давай чинить, - вздохнул я.
   Вообще-то, этого пожилого серого кота звали Йона, но Йоныч шло ему гораздо больше. Он был нетороплив, рассудителен, и мысли свои имел обыкновение выражать так витиевато-матерно, что звучало это как песня. Правда, я имел счастье слушать его тирады всего пару раз в жизни: все-таки мой чин обязывал рабочих к уважительному отношению, пусть я и младше большинства из них раза в два. Остальные инженеры редко спускались в ремонтные цеха, предпочитая просиживать штаны в кабинетах наверху и передавая распоряжения через прорабов. Я же любил запах смазки и раскаленного почти докрасна металла, а руке было неуютно, если вместо гаечного ключа ей приходилось таскать канцелярские бумажки. Вот и пропадал большую часть рабочего дня в цехах, руководя процессом прямо на месте, а иногда и помогая. Йоныч к чинам относился трепетно, и при мне изо всех сил старался привести свою речь в соответствие с собственными же представлениями о приличиях. Однако пару перлов типа "кислый борщ тебе в стакан" мне все-таки удалось подслушать.
   - Слыхал, соседи наши войска к границе стягивают? Говорят, чтобы банды к ним не пролезли. Нечисто тут что-то. Как от них к нам - так пусть лезут, а обратно - ни-ни? - Еще больше, чем загнуть крепкое словечко, Йоныч любил порассуждать о политике и положении дел в мире. - Эх, быть войне, точно тебе говорю. Иначе, чего бы наши так засуетились, все экспонаты из музеев повытаскивали, пыль смахнули и к нам - на ремонт.
   - Не говори глупостей, Йоныч. Ну какая война? Мы ж соседями, почитай лет двести, как в мире живем. Вон, у каждого второго там какой-нить родич имеется, - вмешался конопатый Терри. Простоватый парень, но силищи немерянной. Толковый и исполнительный. Вообще, хорошая у меня бригада. И Йоныч, и Терри, и Макс с Марком. Последние двое - близнецы из одного помета - всегда держались вместе и даже говорили хором. При этом Макс был чудо-механиком, а Марк все больше по магической части. С пламенем у него отношения складывались практически родственные. Я как-то раз застал его за разговором с двигателем Старушки Цеппы - так мы ласково называли огромный, неповоротливый и пузатый, грузовой дирижабль, на котором нам на завод подвозили запчасти. И могу поклясться, что пламя ему отвечало, тихонько гудя и взревывая.
   - Вот ты отмахиваешься, глупости, мол, а как начнут в армию набирать, кому, думаешь первому письмецо с приглашением прилетит? - Йоныч не унимался.
   - Не мне, так точно, - прогудел Терри. - Мне уж сороковник скоро, староват я.
   - Это я староват, а ты в самый раз. Как и сладкая парочка наша, - Йоныч кивнул на Макса с Марком. - Вон, господин инженер, может, и отмажется. Ценный квалифицированный сотрудник, да детки малые в наличии.
   В их спор я решил не вмешиваться. А про себя подумал, что если и правда война, я отмазываться не стану. Но и в самом деле, кто меня вызовет, инженеры ценны в тылу.
   ***
   - Мрак, ты уверен, что завтра хочешь выходить? Ты же только вернулся, - смотрю на товарища с сомнением.
   - Абсолютно, - в остывших глазах нет больше огня. Совсем. От того и прозвище это - Мрак. - Может, на этот раз мне повезет, и Пламя Изначальное примет своего блудного сына.
   Только нам не везет. Уже очень давно. И пламя ему давно уже не отвечает.

  
  5

   - Мы с Шилом тушенки наделали, десять банок, передадим мальчикам, они завтра поедут, - Лиска поставила передо мной на стол тарелку с этой самой тушенкой. У нас теперь частенько на ужин тушенка бывала.
   Несуществующая война съедала жизни наших сограждан, как ту тушенку. На борьбу с лютовавшими бандами правительство призывало все новых и новых солдат, уже не ограничиваясь профессиональными военными, вызванными из запаса. Денег на обеспечение внезапно понадобившейся армии выделялось ничтожно мало - войны-то нет, вот по закону больше и не положено. Друзья и родственники, да и просто неравнодушные люди, собирали, кто что может, подкармливая и одевая солдат. Соседский король, делая беспокойное лицо, стягивал все больше войск к границе. А у "бандитов" чудесным образом появлялось новейшее оружие, подозрительно похожее на разработки наших соседей. По официальной версии, отбитое в налетах, или просто потерянное. А потом на территориях, подконтрольных бандам, стали теряться целые отряды соседских военных.
   - Мирта говорит, письмо от родичей получила. Пишут, что им рассказывают, будто наше правительство с ума сошло. Своих же мирных граждан мочит. И призывают мальчишек идти добровольцами помогать нашим "мирным гражданам" отбиваться, - Лиска покачала головой. - Говорят, деньги хорошие обещают, только вот из тех мальчишек еще никто не вернулся, ни живым, ни мертвым. Как до места службы доедут - так и пропадают. Ни писем, ничего. Родители бучу подняли, до самого короля дошли, а тот открещивается, мол нет у нас таких на службе. Дезертировали, аль в отпуск отпущены. В отпуск. Едва добравшись до своей части. Ну разве бывает такое?
   У нас тоже всякие разговоры ходили. На заводе все ждали призыва. Некоторые даже с нетерпением. Шутили, что, мол солдатам положен как минимум 6-ти часовой сон, а тут пашешь круглосуточно, пусть призывают, хоть отоспимся. Йоныч на такие шуточки неодобрительно цокал языком, напоминая поговорку про то, что отоспаться и на том свете можно.
   - Па, я твою горелку возьму, мне кое-что припаять нужно, - на кухню вполз Ланс.
   - Ланс, ну посмотри, на кого ты похож? - Лиска всплеснула руками. Сын выглядел живописно: окуляры с увеличительными стеклами на лбу, щеки все в копоти, а из-за уха отвертка торчит.
   - Ага, вылитый папа! - гордо ответствовало наше чадо.
   - А ну, поумничай мне тут! Быстро умываться и в кровать! Вот выучишься, тогда и умничать будешь. И грязь в кухню своей жене будешь таскать, мне и папы твоего хватает, - Лиску лестью в мой адрес не проймешь.
   Сын надулся и прошлепал в ванную, обиженно сопя.
   - Чего ты на него так взъелась? - миролюбиво спросил я.
   - Чего-чего. А ничего. Нервы никуда не годятся, - Лиска махнула рукой и отвернулась, разливая по кружкам чай. - Вот ты мне скажи. Неужели и в Последнюю Войну так было? Там люди гибнут, вон, Арье мужа без ног вернули, зато с медалькой какой-то смехотворной. А выйдешь в город - тишь да гладь. Газету откроешь - все у нас хорошо, надои растут, с соседями какой-то договор подписали. Думаешь, зачем сыну твоему горелка? Они с друзьями при мастерской одной с ремонтом самоходок помогают. Которые помощь солдатам от наших баб возят. Там же ад. Одна-две ходки, и агрегат на капремонт приходится ставить.
   - Да у нас на заводе тоже несладко. Сама видишь, когда я домой прихожу. Только дирижабль в строй вернем, как через пару дней принимаем обратно с движком пробитым. Марк вчера над Старой Цеппой рыдал полдня. Отлетала свое старушка.
   - Куда мир катится? Страшно мне, Берт. А вдруг тебя тоже призовут? Я не пущу! - чашка в руках Лиски задрожала, расплескивая горячий чай.
   - Тихо, малыш, - я осторожно отобрал у нее чашку и поставил на стол, обнимая Лиску за плечи. - Я инженер, забыла? Мы тут нужнее. Ну пойду я стрелять, а дирижабли кто ремонтировать будет?
   О том, что послезавтра у нас командировка в места боевых действий, я говорить не стал, хоть и собирался, придя домой. Скажу, что в головной офис вызывают.
   Командировка беспокоила меня, и сильно. Нашей бригаде предстояло изучить место крушения пассажирского дирижабля. Последние сообщения, полученные от экипажа, были путанными и вызывали больше вопросов, чем давали ответов. Вроде бы, пламя у них взбесилось. Дирижабль пролетал над местами перестрелок с бандитами на достаточной, чтобы не беспокоиться всерьез о его безопасности, высоте, когда в него попал шальной снаряд. Ничего смертельно страшного, просто пробил внешний слой обшивки, полет можно было продолжать. Но только вот через пару минут от командира экипажа стали поступать панические, и оттого путанные, сообщения, из которых понять можно было только одно: "пламя взбесилось". А еще через три минуты дирижабль рухнул, взорвавшись так, что в окрестностях нескольких лиг можно было видеть зарево взрыва.
   Как пламя могло взбеситься?
   Пламя - это наша родная стихия. Из нее мы приходим в этот мир, в него мы уходим, когда умираем. Пламя не предаст своих детей.
   ***
   Пламя отвернулось от нас. Мы это поняли далеко не сразу. Да и сейчас многие не осознают этого, несмотря на все очевидные свидетельства, которые мы наблюдаем уже столько лет... или столетий?
   Мой огонь молчит. Но я способен создать фаербол-другой, и я обязательно воспользуюсь этой своей способностью завтра. Еще бы перчатку починить... Мало кто из противников может что-то противопоставить моей фирменной "фишке".

  
  6

   - Йоныч, ну что там? - я стоял на краю огромного кратера яйцеобразной формы, оставшегося на месте взрыва дирижабля. Ребята копошились внизу.
   Если честно, я не видел смысла туда спускаться, но порядок есть порядок. Все обломки дирижабля, которые поддавались узнаванию, уже собрали до нас. На базе, перед тем, как выезжать к месту крушения, мы их тщательно осмотрели. Ловить там было нечего: куски обшивки, покореженные так, что не поймешь, от попавшего в дирижабль снаряда повреждения или от взрыва. Ни одной, даже самой крохотной, частички двигателя среди собранных обломков не было. С направлением, откуда прилетел снаряд, и его калибром пусть разбираются специалисты по баллистике, нашей же задачей было проверить сообщение о взбесившемся пламени. Так что я решил выдвигаться к месту катастрофы в поисках пропущенных военными зацепок. И теперь сильно сожалел о своем решении.
   По-весеннему яркое солнце било в глаза, отражаясь от склонов огромного кратера, раскинувшегося у моих ног. Вдали постреливали: не очень близко, но все же. Гудение и свист фаерболов слышалось совершенно отчетливо, а горизонт за редкими деревцами только-только начавшими покрываться молодой листвой, сверкал заревом сердитого огня. Военные, нас сопровождавшие, посматривали в сторону зарева обеспокоенно, но команды сворачиваться пока не поступало.
   Сам кратер ничем, кроме оплавленной до состояния стекла земли, порадовать не мог. Однако Йоныч, кряхтя и хватаясь за поясницу, все-таки сполз туда и теперь копошился внизу, рассматривая что-то на самом дне кратера. Спустя несколько минут и пару абзацев непереводимого художественного мата, на дно был вызван сперва Марк, за которым тут же увязался и Макс, а потом и Терри. На все мои вопросы неизменно следовало невнятное бормотание, из которого понять можно было только заключительное "твою дивизию, господин инженер, постой ты спокойно пять минут, пока взрослые дяди пытаются понять, что за хрень тут происходит".
   Раздался треск, а за ним мат Марка, причем такой изысканный, что Йоныч мог бы позавидовать.
   - Йоныч, если ты мне сию секунду не ответишь ничего вразумительного, я спускаюсь! - я снова попытался воззвать к совести старого бригадира.
   - Да, да... Спускайся ужо наконец. Тут без поллитры или твоего молодого высокообразованного взгляда никак, - вот противный старикашка! Сказал так, будто это не я последние полчаса спуститься порывался, а он меня дозваться не может.
   Я легко спрыгнул в яму, заскользив каблуками сапог по оплавленному склону. Подлетел на остекленевшем выступе, как на трамплине, однако, извернулся и сумел-таки удержаться на ногах.
   - Выпендрежник ты, господин инженер, - Йоныч моих пируэтов не одобрил. - Нет, чтобы, как нормальные коты, пешком спуститься, выделываешься.
   - Что там у вас, показывайте, - мне было не до его стариковского ворчания.
   - Да непонятное что-то, - прогудел Терри. - Кратер этот не мог просто от взрыва движка образоваться. На "пчелках" такие мощные не ставят, к тому же этот шел уже часа три, пламя было больше, чем наполовину выработано.
   - Это я и сверху понял, - кивнул я. "Пчелками" называли пассажирские дирижабли, имевшие по две гондолы, которые крепились к корпусу на длинных опорах. Со стороны немного похоже на медоносную пчелу. "Пчелки" были достаточно легкими и пламени требовали немного - самое то для регулярных пассажирских рейсов по доступной цене.
   - Взорвалось что-то еще, кроме движка. Вот, смотри, эпицентров у взрыва два, - Марк указал на две ямы, расположенные на дне кратера в нескольких шагах друг от друга.
   - М-да... Это объясняет яйцеобразную форму кратера, - согласился я. - Есть идеи, что еще могло взорваться?
   - Идей нет, но располагалось оно в пределах машинного отделения. Расстояние между эпицентрами небольшое. И если от двигателя даже капли металла не осталось - все испарилось при взрыве - то во второй яме есть кое-что занятное.
   Я подошел к Марку. Тот стоял, потирая плечо и морщась. На мой вопросительный взгляд просто махнул рукой, ерунда, мол. Дно ямы было ровным и гладким, как зеркало. Выглядело так, будто порода расплавилась от запредельной температуры, а потом застыла почти мгновенно, образовав идеально ровную поверхность, переливающуюся радужными разводами. Ровно по центру этого великолепия красовался темно-пурпурный, цвета марганцевой руды, кристалл, похожий на зернышко с острыми гранями, посаженное тупым концом вниз.
   - А это что за... - я заколебался, подбирая цензурное слово.
   - Ага, Йоныч тоже так сказал. Не знаю я. И как оно уцелело при взрыве, тоже идей нет. Судя по состоянию склонов кратера, температура тут была, что в твоем вулкане, тут вообще ничего целого не должно было остаться. Уж поверь пироману со стажем, - Марк потер подбородок.
   - Верю, чего уж. Ребята, а вытащить не пробовали? - обратился я к нашим силачам - Максу и Терри.
   - Пробовали, но, сам, понимаешь, голыми руками эту штуковину не выкопаешь. Нужно породу бурить вокруг, - Макс.
   - Так давайте. Время есть еще, вроде, оборудование тоже. Господа военные нас пока не торопят.
   Провозились мы часа два, не меньше. Сплавленная намертво порода поддавалась с трудом, споря по крепости с алмазным буром. Точнее, с тремя бурами - столько мы перевели, пока наконец-то достали загадочный кристалл размером с ладонь.
   Сержант, старший над сопровождавшей нас группой, несколько раз справлялся, долго ли нам, поглядывая на восток все озабоченнее.
   Наконец, и с таким трудом добытый кристалл, и оборудование были упакованы, и мы загрузились в бронированную самоходку. Закатное солнце красило небо в алые цвета, споря по гамме с противоположным краем горизонта, алевшем от непрекращающихся разрывов снарядов и вспышек фаерболов.
   А на дороге назад нас ожидала засада. За время, пока мы возились с породой, бандиты, согласовав свои действия, обошли нас с флангов, взяв практически в кольцо. Накрыло нас на единственной дороге, ведущей из окружения. Мина. Прямо под пузом нашей самоходки.
   На миг мир взорвался светом и болью, а дальше - темнота.
   ***
   Я перекатываю на ладони последние кристаллы. Осталось три штуки. Если пойду завтра ва-банк и сумею выстоять до финального боя, можно будет почти две недели не выходить. В случае победы - месяц спокойствия и почти жизни.

  
  7

   Первый раз я умер в апреле.
   Я очнулся в столичном госпитале две недели спустя. Голова раскалывалась. То ли от удушающего запаха сирени, растущей прямо под окном моей палаты. То ли от того, что левый глаз совсем не видел, и мозг отчаянно пытался стребовать недостающую картинку с правого, а тот не понимал, что от него хотят. Зашедший врач сообщил, что зрение восстановлению не подлежит, вот был бы я военным, получил бы окуляр-имплант, а гражданским не положено. Разве что в порядке общей очереди, но это ждать долго.
   Мне повезло гораздо больше остальных. Из нашей бригады и отряда сопровождения подтвержденно выжил только я. Макса и Терри собирали по кускам, чтобы похоронить в закрытом гробу: мина рванула прямо под ними. Тело Йоныча нашли далеко в стороне. На нем не было видимых повреждений, но старик оказался безнадежно мертв. Коронеру, его осматривавшему, почему-то очень запомнилась вызывающе-победная улыбка, кричащая на весь мир: "Врешь! Не возьмешь!". Тело Марка так и не нашли, и была то ли надежда, то ли опасение, что он мог попасть в плен.
   Меня же просто зацепило осколком на излете, а продолжительное беспамятство объяснялось сопутствующей ранению контузией. Теперь, когда я очнулся, пролеживать больничную койку осталось недолго: скоро выпишут.
   - А мои родные, им сообщили? Жена тут?
   - Понимаешь, какое тут дело, - врач опустил глаза. - Прорыв был на следующий день. До вашего города дошли. Через пару дней наши бандюков оттуда выбили, но со связью до сих пор проблемы. Сообщить сообщили, а вот дошло ли сообщение - неизвестно.
   Надеюсь, Лиска не сходит там с ума в неизвестности. Скорее бы выписаться. Ну его, это зрение, проживу как-нибудь одноглазым. Главное - к моим вернуться, показаться, что живой.
  
   Запах сирени стоял над городом удушливой волной. Раньше я его любил, даже Лиску уговорил посадить пару кустов возле дома. Обещал исправно обрезать отцветшие гроздья. Правда, всегда забывал, и Лиска нудила неделями, напоминая каждый раз, что сирень была моей идеей.
   Запах сирени над пепелищем будет преследовать меня в кошмарах еще много жизней.
   Лиска сопротивлялась. Мужики со стеклянными глазами, в которых не было разума - только пьяная развеселая похоть - выволокли ее из дома за волосы. Ланс пытался вступиться за мать, но его быстро успокоили выстрелом в упор. Шейлена разнесла все вокруг своими фаерболами, пока не исчерпала огонь досуха. Соседи видели все, боясь высунуть нос из-за высоких заборов.
   Мирта вышла сама, и детей ее, спрятавшихся в подвале, не тронули. Живы, слава Пламени Изначальному, оба помета. Третьего уже не будет, как и самой Мирты.
   Единственной вещью, уцелевшей на пепелище, лежала закопченная фоторамка. Из-под ее треснувшего стекла на меня, улыбаясь, смотрела изящная стройная рыжая кошка с букетом огненных петушков в руках. Двое шоколадно-золотистых малышей прижимались к ней с боков. А за плечи приобнимал, нависая горой, высокий темноволосый незнакомец.
   Тогда, в апреле, я умер первый раз.
   ***
   Умирать больно. Не бывает легкой смерти. Я умирал много раз, и каждый раз, когда рвется струна, связывающая тебя с миром, боль корежит душу. Единственное лекарство от этой боли - Пламя Изначальное. Но сердце Великого Вулкана остановилось, и Огненная Танцовщица больше не ждет нас у порога, чтобы пригласить на свой вечный танец.

  
  8

   Так война пришла ко мне. А я пришел к ней.
   Явившись на призывной пункт, я выслушал лекцию на тему "оно тебе надо" от пухлого румяного прапорщика, шлепнувшего в мое дело печать с отказом по состоянию здоровья. Я дошел до верхов. Учитывая обстоятельства ранения, а также острую нехватку инженеров и механиков на местах, вопрос с состоянием здоровья уладили быстро.
   Спустя две недели я сидел на пункте сбора, теребя завязки вещмешка и посверкивая новеньким окуляром-имплантом. Снайперская модель. Других в наличии не оказалось. На скамейке рядом ютилась стайка новобранцев - совсем еще мальчишек - с восторгом поглядывающих на мой окуляр и перешептывающихся. Наконец, один решился:
   - Скажите, а вы правда снайпер?
   - Нет, просто повезло с имплантом, - отвернулся, разговаривать ни с кем не хотелось, тем более, с восторженными юнцами. А ведь добровольцы. Рано мы начали забывать уроки Последней Войны. Сколько из них пожалеет о своем решении после первого боя? А пока у них впереди учебка и куча романтических иллюзий. Впрочем, я тоже доброволец. У каждого из нас свои резоны, и кто я такой, чтобы судить этих мальчишек. Вполне возможно, что их причины не менее весомы, чем мои.
   В учебке было голодно и скучно. Подъем перед рассветом, физподготовка, стрельбы. Как-то раз, на ужин была тушенка. Я ушел, так и не поев. Молодняк косился на меня в недоумении.
   На место дислокации мы прибыли в конце лета. Обычное село, каких много, если бы не выгоревшие проплешины на месте некоторых домов. Едва уловимый, но навязчивый запах пепелища. Сирень уже давно отцвела, а без ее аромата этот горелый дух смерти превратился в банальный запах гари.
   И снова потянулись будни. Противника мы не видели, но фаерболы прилетали к нам регулярно. У нас было типа перемирие. "Типа", потому что бандиты наши позиции обстреливать не стеснялись, а у нас был приказ удерживать точку и не стрелять. Только в порядке самозащиты. Какими соображениями руководствовались в верхах, когда отдавали этот приказ, никто не знал. Но каждый день такого "перемирия" стоил одной или нескольких жизней наших товарищей.
   - Ребятушки, а я вам медку принес. Свой, только собрал, гречишный, - к заставе, на которой я дежурил, подошел дед.
   Странный он был какой-то. Не бывает у нормальных котов таких глаз. Смотрит сквозь тебя, будто и не видит. И зрачки круглые, хоть солнце стоит в зените. По такому свету зрачок в щелочку превратиться должен. Больной, может?
   Вручив банку с медом мальчишкам на заставе, дед развернулся и пошагал обратно. Спину он держал неестественно прямо, будто его к палке привязали.
   Я отошел по нужде к ближайшим кустам, когда рвануло. Пятеро юнцов, с таким восторгом косившихся на мой окуляр на призывном пункте, уже не увидят ничего, кроме белого летнего неба, в которое уставились их распахнутые мертвые глаза.
   Я наклонился над одним из тел. Грудь пацана была изрешечена. Болты, осколки стекла, куски металла... И темно-пурпурный кристалл с острыми гранями, похожий на семечко.
   Пахло жженым медом.
   ***
   В казарму зашла кукла. Застывшие глаза с круглыми зрачками, смотрящие и не видящие. Страшное зрелище, особенно, если ты помнишь, как еще вчера вы сидели в баре, попивая пиво. Запах жженого меда. Он существует лишь в моем воображении, но он намного более реален, чем большинство из того, что я видел за прошедшие годы.

  
  9

   - Эй, Инженер, а тебе чего на гражданке не сиделось? - Рыжий перезарядил пистоли и устало облокотился на колонну.
   - Да не сиделось, - откровенничать не хотелось. Не то, чтобы Рыжий мне был не симпатичен. Нормальный мужик. Деловой, серьезный, рассудительный. Как его зовут, я не помнил, да и не в ходу у нас были имена. Только позывные. Имена становятся не важны после нескольких месяцев такой жизни, когда не уверен, жив ли ты, или уже умер, но еще не знаешь об этом. А вот позывной - другое дело. Вот и перестали мы вообще именами пользоваться. И даже знакомясь с новичками представлялись не иначе как "Инженер", " Рыжий", "Фаер".
   Мы сидели в этом цеху уже третий день. Основная группа наших отступила за реку, а мы задержались, прикрывая, да так и остались. Я, Рыжий, Фаер и Тигра. Тигра подставился в первый же день. Высунулся слишком явно в окно, его и сняли. Снайпер.
   Фаера достал его тезка, уже на излете. Мы положили его в дальнем помещении без окон. Обгорел кот сильно, и жар у него начался почти сразу. Мы, конечно, как умели, перевязали, и вкололи все противовоспалительное, что нашлось в индивидуальной аптечке. Но если его не доставить в госпиталь в ближайшее время, боюсь, не выкарабкается наш Фаер.
   Мы с Рыжим по очереди несли вахту у окон цеха на втором этаже. Бандюки нам не сильно докучали, так, постреливали вяло время от времени, но и прорваться к своим возможности не предоставляли.
   - Слышь, Инженер, кучкуются они там. Знать, затевается что-то нехорошее, - Рыжий снова выглянул в окно, вызвав залп пистольного огня со стороны противника.
   - А когда они хорошее затевали? - философски спросил я. Мне было все равно. Без подмоги мы долго не протянем хоть так, хоть эдак. Боеприпасы на исходе, да и мой резерв, который я активно использовал в последние дни, почти на нуле: еще несколько фаерболов, и я перегорю окончательно. А с Рыжего как с мага толку было чуть: его хватало лишь на то, чтобы отклонить летящий прямо на него снаряд, не более.
   К вечеру стало жарко. Противник пошел в наступление.
   Странное это было наступление. Бандиты ломились через двор завода напролом. Наши пули их косили без труда, но вместо выбывших из-за бетонного забора появлялись новые. Регулярно, через равные промежутки времени, словно их выпускали по хронометру. И шли вперед, словно не замечая наших выстрелов, пока те не валили их в серые лужи двора.
   Эта ночь была, наверное, самой длинной в моей жизни. Они все шли и шли, а мы все стреляли и стреляли. От сводящей с ума монотонности происходящего хотелось высунуться в окно по пояс и закричать, чтобы заканчивали уже. Но ни я, ни Рыжий этого почему-то не делали. В нас жила иррациональная надежда на то, что скоро эта ночь закончится, а с ней закончится и наш кошмар.
   За полночь мне стало казаться, что мы попали в какую-то бесконечную петлю зацикленного времени, и рассвет не наступит никогда.
   - Рыжий, глянь. Мне кажется, что я этого уже убивал, - из-за забора показался высокий детина со светлыми волосами, собранными в длинный хвост на макушке, и стеклянными, как у куклы, глазами.
   - О, значит, не одному мне кажется, - Рыжий нервно хохотнул. - Я уже полчаса как знакомые рожи узнаю. Обойма, кстати, у меня последняя.
   Рыжий снова сунул пистоль в окно, прицеливаясь в очередную темную фигуру, дерганой походкой выходящую на середину двора.
   - Постой, - я схватил Рыжего за руку. - Я его знаю. Это Марк, огневик из моей старой бригады. Он полгода назад без вести пропал, когда нашу самоходку подорвали.
   - Сомнительные у тебя знакомые. Я его два раза снимал уже, я точно запомнил. Эмблема у него на куртке приметная, у других таких нет.
   - Да, это нашего завода. Там дирижабль изображен, мы их собирали и ремонтировали. Я вот что не пойму: почему он просто идет. Он же маг, причем очень сильный. Мог бы, не высовываясь, нас вместе с этим цехом испепелить в два счета. А он просто идет.
   - А кто их знает. Они все как куклы заводные.
   - Не стреляй, пусть дойдет.
   Марк дошел. Я ждал его у входа внизу, чтобы вырубив ударом рукоятки пистоля по голове, скрутить до лучших времен.
   До рассвета мы продержались. А потом еще несколько часов. Патроны кончились, и я отстреливался фаерболами. Мой резерв оказался гораздо больше, чем я предполагал.
   Подмога все-таки пришла. Нас отбили. Фаер выжил. А мои волосы за ту бесконечную ночь стали белыми, как вулканический пепел с горы Огневки. Даже хвост.
   Марк пришел в себя уже в госпитале. Ну как, пришел.
   ***
   Куклы. Так мы их называем. Те, кто потерял себя в этой бесконечной череде смертей. Говорят, у кошки девять жизней. Неправда это. Жизнь у нас одна. Зато смертей - бесконечное множество.

  
  10

   Нам с Рыжим досталось по медали и десять дней отпуска. Рыжий укатил к семье: у него в деревне на плато имелись старушка-мать и куча братьев-сестер с выводком племяшек. Мне же ехать было особо и некуда. Дома меня ничто не ждало, да и дома самого не было, а к Лискиной бабке поехать я не мог. Просто не мог и все. Стоило представить, как я смотрю ей в глаза, так сразу тошно становилось от того, что я жив, а их не уберег. Не перед ней, перед собой. Остался в городе, где находился госпиталь, в который определили Марка. Снял комнату и ходил к нему каждый день.
   Состояние Марка было... странным. Врачи разводили руками, мол, не понимаем мы, что происходит. Кот находился в сознании, это точно. Глаза были открыты, рефлексы присутствовали, только зрачки на свет реагировали плохо, почти не сужались, так и оставались круглыми. Он ел, вставал в туалет, выполнял все, что ему говорили делать. Но проделывал все это, словно кукла, у которой не было своей воли. Если сиделка приносила ему еду и не говорила, что нужно поесть, то тарелка так и стояла нетронутой, пока кто-то не отдаст команду.
   Но я все равно приходил каждый день. Сидел рядом, вглядываясь в покрытое шрамами от ожогов лицо товарища. Ожогов, каковых попросту не могло быть у огненного мага, тем более, такого сильного, как Марк.
   Еще я говорил с ним. Чувствовал себя глупо, конечно. Чтобы не просиживать дни без дела, затарился железяками, и возобновил работу над перчаткой. Сначала просто, чтобы занять руки. Потом, вспоминая нашу с Рыжим ночь в цеху и то чувство, которое меня охватило, когда понял, что резерв я свой вот-вот исчерпаю, начал задумываться о способах применения моей поделки. Для ювелиров и медиков - это, конечно, хорошо, но вот в бою такое оружие тоже пользу принесло бы немалую. Если добавить прерыватель, то и луч не придется фокусировать намного плотнее, чем есть сейчас. Просто можно будет стрелять короткими очередями, экономя огонь. При попадании в единичную цель эффект получится тот же, что и от фаербола, а вот резерва истратится почти ничего.
   Вот так и сидел я, пристроившись около койки Марка со своим "рукоделием", разговаривая с ним обо всем подряд. Однако темы, на которые было не тошно говорить, скоро закончились, и я просто начал комментировать вслух свои действия, делая вид, что я советуюсь с Марком, как привык это делать во времена нашей совместной работы на заводе. Все-таки, когда речь заходила о пламени, равных Марку не было. И дело даже не в силе - как маг я был сильнее, а в том, как хорошо Марк понимал малейшие нюансы его поведения, как видел крохотные отклонения в спектре его света или изменения звука.
   На девятый день меня вызвали в столицу. Кристалл, который мы с ребятами достали из того злополучного кратера, казалось, целую жизнь тому, уже полгода изучали в правительственных лабораториях. Рядового инженера в ход исследований никто не посвящал, да и не до этого мне было все это время. Хотелось просто убивать. Знаю, месть - дело неблагодарное, да и облегчения она не приносит, только новую боль, как я убедился, но... Мне дали "оторваться", а вот теперь обо мне почему-то вспомнили.
   Дирижабль пришвартовался на рассвете. Самое противное время, когда по-осеннему промозглый туман пробирает до костей так, что становится больно. Все-таки я не пойму, почему у нас так холодно добрую половину года. Казалось, вулканическое сердце нашего мира должно согревать своих детей круглый год, а не тут-то было. Нынешняя осень вообще выдалась самой холодной на памяти ныне живущих поколений. Даже Огневка, которая прошлой зимой извергалась, как сумасшедшая, и грозила разродиться новым деткой-вулканчиком, заснула. Да и вообще, вулканы засыпали по всему миру. Подумалось, что Великий Вулкан отвернулся от своих детей и не хочет больше согревать нас теплом своего сердца. Неужто с Огненной Танцовщицей у них размолвка вышла?
   Меня провели через миллион и три проверки, раздев чуть ли не до подштанников на проходной, после чего потребовали отключить окуляр. Без него вернулась головная боль, правда, не такая сильная, как поначалу, но все равно неприятно. Очень нервировал серый невзрачный кот в штатском, но с явно военной выправкой, шедший слева от меня. Такому не хотелось подставлять спину, а ощущение от его присутствия вне поля моего зрения было сродни взгляду в спину. Нервы. Это не лечится, по крайней мере, не в тех условиях, в которые ставила меня жизнь.
   Добытый ценой стольких жизней кристалл расположился в центре круглого зала на постаменте высотой мне по грудь. Вокруг громоздились механизмы, назначение которых оставалось загадкой даже для меня. Кристалл стал заметно крупнее. Я даже подумал было, что это другой, но меня уверили, что тот же самый.
   - Вы осматривали место крушения, верно? - серый невзрачный тип в штатском.
   - Верно.
   - Что вы можете сказать по поводу характера взрыва?
   - Все, что мог, уже в отчете, - пожал плечами я.
   - Я отчет читал. А помимо отчета? Что-то показалось странным или необычным?
   - Раз читали, то и так знаете: два эпицентра взрыва, и вот эта штуковина, - я кивнул на кристалл.
   - И больше ничего? - прищурился серый тип.
   - Ну, трещало что-то, пока я спускался, звук, вроде как порода лопнула, и Марка камушком в плечо задело, но то пустяки.
   - Пустяков в нашем деле не бывает, - назидательно сказал тип.
   Раздражает он меня. И почему он всегда слева держится? Я уж к нему поворачиваюсь и так, и эдак, а он все равно отходит в слепую зону.
   - Посмотрите, что наши сотрудники обнаружили, - кот поманил меня поближе к постаменту с кристаллом, дав знак рабочим в защитных комбинезонах.
   Под постаментом взревело пламя, вырываясь наружу из труб, проходящих под полом. Кристалл засветился пурпуром, начал вибрировать, после чего в нем что-то щелкнуло, и во все стороны брызнули осколки. Как будто оболочка, в которую был заключен кристалл, на куски разлетелась, а под ней оказался такой же кристалл, но размером побольше и мягкий на вид. Новый кристалл стремительно тускнел, затвердевая на глазах.
   Я потер руку: отлетевший от кристалла обломок чиркнул меня по запястью, оставив глубокую кровоточащую царапину. Серый тип, наклонившись, поднял с пола крохотный кристалл-семечко - точную копию большого кристалла, только не крупнее ногтя в размере.
   - Наблюдали такое?
   - Никак нет. Но я спустился уже после шума, может, Марк и ребята и видели, только не спросишь уже у них. Один Марк остался, да и тот - что твоя кукла бездушная.
   - Ясно, спасибо, вас проводят. Окуляр сможете включить на выходе. Там же распишетесь о неразглашении, - тип потерял ко мне всякий интерес. Вот стоило меня вообще вызывать, чтобы фокус показать?
   Билеты на обратный рейс были только на завтра. Поэтому перед отправкой обратно в часть, я успел забежать к Марку всего лишь на пару минут. Изменений в его состоянии не наблюдалось, но я все равно показал ему почти законченную перчатку. Мне оставалось лишь решить вопрос с рассеиванием остаточного пламени после прерывания, если следующий выстрел совершать не было нужды.
   Запястье саднило, и я ожесточенное почесав его, сковырнул осколок кристалла, застрявший в ссадине. Осколок упал на грудь Марка, тут же испарившись тоненькой струйкой пурпурного дыма.
   - Пока, друг. Не знаю, свидимся ли еще. Ты выздоравливай, - я повернулся к выходу.
   - Поставь коллектор, не рассеивай пламя впустую, - раздалось мне вслед.
   Я вздрогнул и обернулся к Марку. Но он все так же полулежал на койке, уставившись в пространство стеклянными, как у куклы, глазами.
   ***
   Проиграть завтра значит снова стать ею. Куклой. Оболочкой, в которую не может вернуться огонь. Куклой я уже был. Я помню это чувство. Время тянется бесконечно. Тебе кажется, что ты мертв, но это не так. Одно ты знаешь точно: ты не жив. Чтобы снова стать живым, нужно найти себя, вернуть свой огонь. И чем скорее это произойдет, тем больше у тебя шансов стать похожим на себя прежнего. Когда-то мы не знали, что время кукол ограничено. И что с каждым мгновением такой не-жизни шансов вернуть огонь остается все меньше.

  
  11

   Так всегда происходит. Одна война приводит за собой другую. Как назойливые подруги, они врываются в жизнь, переворачивая все с ног на голову, увлекая за собой слабо сопротивляющийся мир. Стоит дать слабину, согласившись примерить яркий блеск побед, как приходится влазить в траурные одеяния, внимая уверениям, что черный - твой цвет. Ты понимаешь, что этот цвет тебе не к лицу, но поздно: тебя взяли в оборот, и остановиться возможности уже нет. И ты идешь туда, куда тебе совсем не нужно, отдавшись на милость чужой воли, пока не соберешь свою в кулак, чтобы вырваться из этого потока.
   Не знаю, не мне судить, как там у подруг, но применительно к войне эта любимая метафора Лискиной бабки точна, как ничто другое.
   У нас продолжалось затишье. Унылое, выматывающее. К концу осени на юге вспыхнул новый конфликт, куда соседский король перебросил основные силы - в помощь одной из воюющих сторон, якобы, по их просьбе, но кто там разберет, что было раньше, просьба или помощь. Затем начали стрелять на западе. От нашей границы большая часть войск была отведена, а вскоре после этого снизилась и активность банд.
   Точнее, не то, чтобы снизилась сама активность, просто перешла в менее разрушительное в глобальных масштабах русло. Артиллерийские обстрелы стали редки, а вот пехотные атаки и налеты участились. В общем, нам бы собраться, да выбить их всех к той матери, которую так любил поминать Йоныч, но приказа не было. Вот и занимались перетягиванием каната, отбивая друг у друга села и хутора вдоль линии фронта. Местные жители как-то приспособились, попривыкли даже. Охотно торговали с нами картошкой и репой, пряча детишек и молодух в освободившихся погребах, когда хутор переходил к очередной банде. В глубине захваченных территорий шла грызня между самими бандами. Правда, меньше их от этого почему-то не становилось.
   Время от времени приходили сообщения из госпиталя о состоянии Марка: уезжая, я договорился с врачом о том, чтобы меня держали в курсе. Больше улучшений не наблюдалось, и мне уже стало казаться, что та единственная фраза, которую удалось от него добиться, мне послышалась.
   Совет Марка оказался дельным. Воспользовавшись им, я перчатку довел до ума, и даже опробовал в одной из стычек за хутор Каменку. Этот хутор переходил из рук в руки с завидной регулярностью, пользуясь почему-то особой популярностью среди банд. Медом им тут намазано, что ли? Не понимал я. Ничего же нет в округе, да и точка не стратегически важная. Да, высота: хутор стоял на плато, но таких высот в округе пруд пруди. Выбирай любую. Но нет. Раз за разом они ломились именно в Каменку. Мы отступали, потом отбивали хутор обратно. Местные жители давно разбежались, почти все. В Каменке остался глухой дед да три бабки, наотрез отказавшиеся покидать свои подпаленные и вскопанные снарядами грядки, уже пустующие по зимнему времени. Зачем этот хутор нам, тоже было непонятно. Но отбить именно его почиталось делом чести. Видимо, самоотверженная любовь бабок к родным грядкам вдохновляла.
   Мы мерзли. Вслед за аномально холодной осенью, наступающая зима обещала "порадовать" невиданными морозами. Бабки вязали нам шерстяные носки, торжественно вручая свежесвязанную партию каждый раз, как мы отбивали хутор.
   А потом стали поступать сообщения о пропаже местных жителей. Не знаю, каким образом свежие слухи просачивались через линию фронта, но к зиме сообщения о пропавших без вести уже множились и росли, как снежный ком. Были случаи, когда, отбив у бандитов достаточно густонаселенную деревню, наши находили там лишь пустые хаты. Такое впечатление было, будто жильцы просто вышли на минуточку, а вернуться забыли. В некоторых домах даже недоеденный ужин на столе, покрытом многодневной пылью, можно было увидеть. Странные это были исчезновения.
   И только наши, Каменские, бабки да глухой дед неизменно встречали нас вязаными полосатыми носками и горячим чаем.
   Доделав перчатку, я отправил в командование чертежи. Собирать такие штуковины выходило недорого, а подспорьем в бою они стали бы отличным. Даже слабой магии Рыжего хватало на то, чтобы управляться с перчаткой, производя достаточно большое количество выстрелов. Но ответа не было уже пару месяцев, а я, к сожалению, не мог обеспечить всех наших такими, даже второй экземпляр собрать не мог. Требовались кое-какие детали, недоступные мне в полевых условиях, а оказии, с которой их можно было бы заказать и привезти, давно не случалось.
   Почту доставляли с перебоями и большими задержками. С последней почтой пришло письмо из госпиталя Марка. Его врач, пытаясь найти способ вытащить пациента, писал всем коллегам, контакты которых удавалось раздобыть. И вот, случаем Марка заинтересовались в правительственных службах, и поступил приказ о переводе пациента в столицу. Было это больше месяца тому назад, но письмо дошло только теперь.
   Еще на мое имя в мешке с корреспонденцией обнаружился красновато-оранжевый картонный бланк со срочным вызовом в столицу. Точнее, срочным вызов был недели две назад, но ехать все равно нужно, даже несмотря на опоздание.
   На всякий случай, я упаковал свое изобретение: вдруг вызов связан с ним, и от меня потребуется продемонстрировать перчатку в деле?
   ***
   С каждым годом доставать запчасти для перчатки становится все сложнее и дороже. За пару креплений и неновый, хоть и добротный, коллектор я отдал два кристалла из пяти, у меня остававшихся. Но починить перчатку для меня критично. Без нее не только шансы выжить упадут, но и огня рискую лишиться. Умереть не страшно, я привык, а вот без огня я жизни не представляю.

  
  12

   Серый кот в штатском, как и в прошлый мой визит, ждал на проходной. На этот раз обошлось без раздевания, вахтер просто походил вокруг меня, поводив вдоль тела странным пищащим прибором. Новая разработка, наверное. Но окуляр отключить меня все-таки заставили.
   - Могу я поинтересоваться, в чем причина вызова? - спросил я у серого.
   - Можете, - спокойно ответил тот, впрочем, не торопясь объяснять эту самую причину. Не зря я его с первой встречи невзлюбил, с таким-то отношением к окружающим.
   - Интересуюсь. Почему меня вызвали?
   - Нам потребовалась ваша консультация.
   - По какому вопросу?
   - Профессиональному.
   - Хм, не такой уж я именитый специалист, чтобы меня ради консультации из зоны боевых действий вызывать. Вы точно ничего не перепутали?
   - Точно. Потерпите немного, сейчас дойдем до места, и вам все объяснят, - его колючий взгляд на мгновение потеплел. - Вы и представить не можете, насколько вы уникальный специалист. Я видел чертежи вашей перчатки.
   - А, так вызов связан с перчаткой? - обрадовался я. - Ее все-таки решили внедрять? Нам на местах она бы очень пригодилась.
   - Терпение, все узнаете на месте.
   Изрядно поплутав по длинным унылым коридорам, мы пришли к еще одной проходной. В этот раз обыскивали при помощи странного прибора не только меня, но и моего спутника. Я только удивленно приподнял бровь, но серый и ухом не повел. Как же его зовут? Вообще не припомню, представлялся ли он, не до этого мне было в прошлый визит. А спрашивать сейчас казалось невежливо. Хоть бы нашивка какая с именем была - такие практиковали у нас на заводе, очень удобно.
   По окончании обыска дежурный с нашивками майора (некисло для проходной), отобрал у меня сумку с перчаткой и сунул нам бумаги на подпись. Серому один листок, а мне - целую стопку.
   - В сумке перчатка, - обратился я к серому.
   - Она не понадобится, вам вернут при выходе. Подписывайте.
   В стопке было все, о чем может мечтать уважающий себя бюрократ: и очередная бумага о неразглашении, грозившая всеми карами мне и моим потомкам до седьмого колена, если я хоть словом обмолвлюсь о происходящем в этом здании, и согласие на распоряжение телом на усмотрение правительства в случае моей смерти (хм, значит и такой исход "консультации" возможен?), и расписка в получении некоего "объекта СК-572". Скосив глаз, я увидел, что листок, подписываемый серым, был точно такой же распиской, только объект на нем значился "СК-573".
   - Что за объект? - спросил я у майора.
   Вместо ответа тот молча протянул нам с серым по небольшой металлической коробочке, на крышках которых значилось "СК-572" и "СК-573", соответственно. Взяв свою, я попытался ее открыть, но был остановлен серым.
   - Не время, - покачал он головой. - Идемте.
   Майор открыл тяжелую металлическую дверь в дальней от входа стене. Дверь была массивной, запиралась на несколько засовов, управляемых штурвалом по центру. Такие изображали в хранилищах банков в историях-картинках, которые скупал на все свои карманные деньги Ланс. Даже у сестры одалживал, если не хватало на новый выпуск. Я загнал непрошенные мысли поглубже. За прошедшие месяцы я почти приучил себя о них не думать, словно и не было той жизни вовсе, так, сон хороший приснился. Так было проще. Война в этом помогала, но стоило кусочку почти мирной жизни ворваться в мое существование, и вот...
   За дверью обнаружился перрон, возле которого пристроилась странного вида самоходка, парящая над узкой, поблескивающей медью, дорожкой. И не поезд, и не дирижабль - не пойми что. Мы прошли внутрь, устроившись на жесткой скамье. Майор закрыл дверь самоходки, отдав кому-то впереди сигнал к отправлению.
   И мы тронулись. Или полетели. Ход у странного транспортного средства был плавный, так что скорость почти не чувствовалась. Но по тому, как мелькали за окнами редкие светильники по стенам трубы-тоннеля, в котором мы передвигались, можно было определить, что скорость эта не маленькая.
   Даже с такой скоростью путь занял не менее часа. По моим ощущениям, мы давно покинули пределы столицы, когда самоходка наконец-то остановилась.
   - Прибыли, - отдал команду на выход серый.
   Мы вышли на такой же перрон, как и тот, с которого отправлялись. За дверью, идентичной той двери, находилась точная копия проходной, в которой нам выдали таинственные объекты СК-572/3. Да чего уж там: здешний майор, по-моему был братом-близнецом тамошнего.
   И снова обыск, и снова длинные бесконечные коридоры без окон и с редкими дверями. И вот, наконец, мы на месте.
   Серый распахнул дверь, ничем не выделявшуюся среди прочих таких же, мимо которых мы уже прошли, и замер, пропуская меня вперед. Я же, войдя, в полной мере осознал точность выражения "челюсть отпала".
   Посреди огромного зала возвышалась темно-пурпурная друза кристаллов, высотой метров десять, не меньше. Основанием своим друза врастала в пол, а один из кристаллов с краю пульсировал мягким светом. Возле него суетились коты в форменных комбинезонах, с лицами, прикрытыми защитными масками. Один из них оглянулся, приподняв щиток маски, и я его узнал... Марк! Он! Стеклянного кукольного блеска в его глазах больше не было. Впрочем, как не было и огня. Уставшие и погасшие глаза. Но выражение их оказалось вполне осмысленным: Марк меня явно узнал и был рад видеть.
   ***
   - Мрак, может, все-таки не стоит тебе выходить?
   - Инженер, мы с тобой какую сотню раз этот разговор ведем? Ну пойми ты: не могу я не выйти. Только на арене, умирая, я чувствую себя еще хоть капельку живым. Это тебе есть, что терять с каждой смертью. Мне же терять уже давно нечего. Умирание - единственная иллюзия, что у меня осталась. Надежда, что там, за порогом, я однажды смогу разыскать Огненную Танцовщицу и пригласить ее на танец - это все, на что я могу рассчитывать.

  
  13

   - Как вы можете видеть, кристалл слегка подрос, - начал с очевидного серый. Как же его зовут все-таки?
   - Да уж, слегка - это мягко сказано.
   - Поверьте, это именно слегка. По данным нашей разведки, на территориях, подконтрольных бандам, встречаются гораздо более крупные экземпляры. Однако проблема, в связи с которой вы нам потребовались, господин Берт, это отнюдь не ускорившийся рост кристалла. Пройдемте в соседний зал, я вам кое-что покажу.
   - Простите, не запомнил, к сожалению, как вас зовут, а можно личную просьбу?
   - А вам сложно было запомнить, я не представлялся. Извините, упустил как-то из виду, что вы можете быть не осведомлены насчет моей личности. Советник Артос, к вашим услугам.
   Ого, целый советник, да еще какой! Имя Артоса было на слуху, хоть самого его мало кто знал в лицо. Глава инженерного подразделения спецслужбы редко светился перед прессой, но в среде изобретателей его хорошо знали. Именно с его тяжелой руки многие перспективные изобретения так никогда и не увидели свет, сгинув в недрах государственных архивов.
   - Очень приятно, господин Советник, - приятно мне не было.
   - Да бросьте, Берт, - рассмеялся серый. - А то я не знаю, какая у меня репутация среди вашего брата. Но поверьте, зачастую лучше прослыть злодеем, чем выпустить в свет то, что собирают некоторые очумелые ручки. А по поводу вашего личного вопроса: да, вы сможете поговорить с вашим другом. Только давайте сначала о деле.
   - А слухи о вашей проницательности не преувеличены.
   - Ну, это очевидно же. Марк, когда в себя пришел, первым делом о вас справился. Он в госпитале все осознавал, запомнил, как вы у его койки сидели. Поэтому, кстати и вызвали мы вас нынче. Ваша перчатка - штука, конечно, занятная, но ее бы еще очень долго по инстанциям таскали, пока чертежи не затерялись бы где-нибудь на полках. Сами понимаете, не до новинок сейчас никому. А нам те идеи, которые вы Марку в госпитале озвучивали, очень даже ко двору придутся.
   - А чертежей вам недостаточно? Мне кажется, что я весьма подробно расписал свои выкладки, - я все равно был озадачен.
   - Сейчас все сами поймете, не будем забегать вперед. Прошу, - Артос распахнул дверь, ведущую в соседнее помещение.
   Помещение оказалось ангаром, заполненным военными дирижаблями разной степени потрепанности.
   - Давайте начнем хотя бы вот с этого, - он указал на ближайший "сазан". - Что вы думаете о причинах его неисправности? Не торопитесь, можете спокойно все осмотреть. Если потребуется какие-либо инструменты, вам принесут.
   - Мне бы окуляр включить. Нормальное зрение очень пригодилось бы. Да и голова болеть начинает, все-таки недолго я одноглазым проходил, мозг не успел привыкнуть.
   - К сожалению, - развел руками советник. - Порядок есть порядок. Режим секретности нарушать нельзя, а у вас снайперская модель. Теоретически, такую можно использовать для шпионажа.
   - Что ж вы своим же армейским разработкам не доверяете-то? Мне казалось, что для армии у нас нынче все самое лучшее, - посетовал я, но настаивать дальше не решился.
   - Потому и не доверяем, что все самое лучшее, - криво улыбнулся Артос.
   Я закатал рукава и полез на мостки, дающие доступ к машинному отделению пришвартованного "сазана". Эта модель свое прозвище получила от двух огромных круглых иллюминаторов, расположенных по бокам от задранного вверх носа гондолы - там, где находилась рубка управления. "Сазан" был легким бомбардировщиком, способным нести в своем пухлом брюхе до двух дюжин фугасных снарядов. Внешних повреждений ни на корпусе, ни на двигателе не заметно, но движок был почти совсем холодным. Разве ж можно так вырабатывать пламя? Еще немного, и остывшее сердца мотора умерло бы окончательно, превратившись в груду обычных железяк. Даже сейчас, когда двигатель не работал, пламя по капле покидало его.
   - За что его так? Неужели не было возможности вовремя дозаправить? В жизни не поверю. На одной заправке движка "сазан" может кругосветное путешествие совершить, - озвучил свои наблюдения я.
   - В точку. Радует, что отзывы о вас, как о хорошем специалисте, оказались небезосновательными. Только дело не в том, что дозаправка не была произведена вовремя. Двигатель заправили перед последним боевым вылетом, длившимся не более часа.
   - С чего тогда такой расход?
   - А вот это вы мне скажите. Есть предположения? Кстати, рекомендую осмотреть фугасы тоже. Почти весь боекомплект на месте.
   Кивнув, полез в трюм гондолы. Двадцать два снаряда оказались на месте, один отсутствовал, а вот двадцать четвертый фугас застрял в пусковой шахте. Причем, механической причины этому я не видел. Снаряд нигде не перекосило, все крепления отошли нормально, пусковая ракета отработала в штатном режиме, да и внутри самой шахты препятствий продвижению снаряда я тоже не заметил. Фугас просто остановился. Словно у него на полпути закончилось пламя, двигавшее снаряд к выходу из шахты. Проверил индикаторы заряда. Так и есть: пламя было на нуле. Даже, выйди снаряд благополучно из шахты, единственный ущерб, который он мог бы причинить противнику, был бы равносилен упавшему с большой высоты булыжнику весом в два центнера. Тоже немало, но с фугасом не сравнится. Индикаторы остальных снарядов также оказались на нуле. Передо мной был полный трюм остывших трупов некогда грозных убийц.
   - К сожалению, причин того, что я наблюдаю, я вам назвать не смогу, - вынес я вердикт, выпрыгивая из трюма прямо на пол, минуя мостки. - У меня недостаточно информации о том, что происходило с дирижаблем в момент поломки. Но выглядит все так, будто пламя из него "высосали", причем практически мгновенно. Снаряд не успел и половины пути по пусковой шахте пройти, а судя по остаткам пламени в двигателе, и учитывая, что, как вы говорите, дирижабль шел полностью заправленным... Даже в наших заводских условиях, при наличии необходимого оборудования, такая скорость откачки пламени невозможна. Посему могу только предположить, что у нашего противника появилось новое сверхмощное оружие. Но это предположение даже мне самому кажется смехотворным. Я имел "счастье" лично наблюдать, во что превратились банды, лишенные постоянной подпитки "потерявшимся" вооружением наших соседей.
   - В точку! - Артос просто лучился довольством. - Только это не секретное оружие. Хотя, возможно, что кое-кто как раз и считает это своим оружием. Но думается мне, что очень скоро они тоже поймут, что это явление оружием не является. Мало того, оно уже вышло из-под контроля.
   - А менее расплывчато выражаться вам не позволяют соображения секретности, или это ваше врожденное свойство? - Ну не удержался я. Сплошные загадки вокруг, а со мной, вместо того, чтобы просто ввести в курс дела, устроили какие-то игры в сыщиков. Очередная проверка?
   - И то и другое, - не стал спорить Артос. - Последний вопрос, и если у вас не будет предположений, я просто расскажу все, что вам положено знать согласно уровню допуска. Вы за климатическими изменениями не следите?
   - Вы сейчас об аномально холодной осени или о засыпающих вулканах? - Как-то не до чтения метеосводок в последнее время было, но не заметить очевидное даже я не мог.
   - И снова в точку! А если я вам скажу, что зоны аномальных холодов и гаснущей вулканической активности совпадают с "горячими" точками по всему миру, вы возьметесь высказать какое-либо предположение?
   - Дела-а, - протянул я. - Предположение у меня есть только одно...
   ***
   - Предположим, для того, чтобы встретить Огненную Танцовщицу, именно завтра тебе умирать необязательно. Слыхал же, она будет участвовать в боях, - мне не весело, но не пошутить я не могу. Такая у нас нынче жизнь: без приправы в виде плоских шуток есть невозможно.
   - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, - Мрак на мою попытку свести разговор в менее рискованное русло не ведется. - Однако, смерть от руки Огненной Танцовщицы - это так символично. Быть может, та, другая, тоже оценит иронию и почтит меня своим вниманием.
   - И ты туда же, - мне смешно. - Тут уже очередь на смерть от ее руки. И почему-то, кроме меня, ни одного желающего победить. Неудивительно, что у нее такая слава, мужики штабелями готовы пасть к ее ногам. В буквальном смысле.
   - Ну, я слыхал, что она к тому же еще и красотка. Так почему бы и нет? - Мраку тоже смешно. Хороший знак.

  
  14

   - И какое же? - Артос приподнял бровь.
   - Эти кристаллы. Они и есть секретное оружие. Только каких они должны быть размеров, чтобы в считанные мгновения вытянуть пламя из движка "сазана", если тот гигант, что находится в соседнем зале, тянет совсем по чуть-чуть? Или вы нашли способ как-то экранироваться от этого? - предположил я.
   - Не нашли. И сами ломаем голову. Если зависимость от размера кристалла линейная, то спрятать такую махину, даже на землях, подконтрольных боевикам, практически нереально.
   - Да уж, загадка, так загадка, - во мне начинал просыпаться исследовательский интерес. - А Марка из его состояния вывести удалось тоже благодаря близости кристалла? В госпитале, он заговорил, когда к нему прикоснулся осколок. Впрочем, вы, наверное, это и без меня знаете: доктор должен был внести это в историю болезни.
   - С вашим товарищем не все так однозначно, - покачал головой советник. - Впрочем, пусть он вам сам все расскажет. У меня же для вас есть предложение, от которого, как говорится, вы не сможете отказаться.
   - А от ваших предложений вообще можно отказаться, господин Советник? - усмехнулся я.
   - Можно. Но отказавшиеся долго не живут... Шутка, - успокоил он, заметив, как я напрягся.
   - Да мне, в общем-то, все равно. Я не собираюсь жить долго.
   - А вот это вы зря. Чтобы с нами ни случилось, но жизнь-то продолжается. И, глядишь, новая цель окажется ничуть не хуже прежней, просто другой.
   Ого, не ожидал я такой глубокой философии от черствого бессердечного чиновника, каким господин Артос слыл в кругах, осведомленных о его существовании.
   - Что? Вы же не думаете, что вы единственный в этой войне, кому приходилось терять близких? - И взгляд такой, что тему эту продолжать мне разом расхотелось. И в самом деле, не единственный. Но больно от этого не меньше. Наверное, даже больше.
   - Так что за предложение? - вернулся к делу я.
   - Как вы понимаете, исследования кристалла ведутся уже достаточно долгое время, и наши ученые уже имеют кое-какие соображения относительно его свойств. Однако, с необходимостью разработки средств защиты мы столкнулись относительно недавно. Как только стало очевидно, что необходимо подключать инженеров, мне поручили формирование такой команды. И я сразу же подумал о вас. Вы ведь, господин Берт, имеете самую долгую историю знакомства с кристаллами. Да и инженер вы отличный. Уж поверьте, что бы вам ни подсказывала ваша скромность, но мы за вами присматривали еще до войны. От вербовки вас спасала только молодая жена и малолетние дети: все-таки, мы предпочитаем, чтобы наши сотрудники не были связаны подобного рода обязательствами.
   - А теперь, значит, я полностью подхожу под ваши требования, - не удержался я от сарказма.
   - Теперь нам все равно, подходите вы под какие-то там условные требования, или не подходите. Теперь вы нужны нам, и мы готовы не обращать внимания на то, что вы сами думаете по этому поводу, - что ж, сарказм - инструмент, которым могут пользоваться оба собеседника. - Если вы не хотите ничего больше спросить, то пройдемте ко мне в кабинет, вы подпишете приказ о переводе. На фронт, как понимаете, вы больше не вернетесь. Если в этом не возникнет необходимость согласно вашей новой должности. Кстати, какое у вас звание? Лейтенант?
   - Рядовой.
   - Непорядок. Ладно, что-нибудь придумаю.
   Подписание бумаг оказалось долгой и муторной процедурой. Почему-то в армии, которая, по идее, должна быть самым отлаженным и быстро реагирующим узлом в механизме государственного устройства, бюрократия и любовь ко всякого рода бумажкам процветает с удесятеренной силой. Приказ о переводе. Приказ о назначении. Приказ о заселении (поселили меня в квартирку в столице, однако выделили и место в общежитии при базе, предупредив, что большую часть времени придется обитать именно там). Приказ о присвоении мне звания сержанта. Приказ о присвоении мне звания младшего лейтенанта. Приказ о присвоении мне звания старшего лейтенанта... На капитане я взбунтовался, но меня уверили, что так нужно, и звание майора, положенное по должности, перепрыгнув прочие воинские чины не получить. Пожал плечами: кому вообще нужны те звания. Но адъютант зыркнул на меня так, словно я усомнился в существовании Великого Вулкана. Пришлось заткнуться и подписывать. Думаю, никто и никогда до меня не делал столь головокружительную карьеру в армии. Дослужиться от рядового пехоты до майора инженерных войск всего за полчаса - это, я вам скажу, рекорд из рекордов.
   Когда моя голова готова была расколоться, а последний глаз - лопнуть от обилия мелкого шрифта в каждой из бумаг, мы наконец-то закончили.
   - Ну что ж, добро пожаловать на борт! - приветствовал меня вернувшийся Артос. Он благополучно слинял еще в самом начале бумажной эпопеи и вернулся уже, когда я ставил последнюю подпись. Точно так, секунда в секунду, будто за дверью караулил. - Какие-то пожелания будут?
   - Будут, - воспользовался я любезным предложением. - Окуляр включить мне бы. Думаю, вы бы не хотели, чтобы эффективность работы вашего сотрудника пострадала по причине бюрократических требований. Ну какой из меня шпион?
   - Не положено, - развел руками советник. Повторяется. - Но я уже распорядился, завтра вам установят другую модель, одобренную инструкцией. Не беспокойтесь, я думаю, своей функциональностью она вас приятно удивит. На сегодня можете идти, думаю, ваш товарищ заждался уже. Объект СК-572 сдадите на проходной.
   - А что в той коробочке? - полюбопытствовал я. Заглянуть в нее я так и не удосужился.
   - Дай Вулкан вам и не знать. Предупреждаю: несанкционированное вскрытие упаковки объекта тут же будет зарегистрировано. И поверьте, ничем хорошим вам оно не грозит.
   Ну, нет, так нет.
   Марк ждал в коридоре, сразу за приемной перед кабинетом Советника Артоса. Мы молча пожали друг другу руки.
   - Где тебя поселили, господин инженер? - Голос у Марка изменился. Тихий, хриплый. Будто надтреснутый.
   - 13-2, - я заглянул в бумаги.
   - У меня 13-3, соседями будем, - сообщил Марк. До самого общежития мы молчали. Его руки, покрытые застарелыми ожогами, находились в постоянном движении. Будто Марк, что-то рассказывал, жестикулируя, но наружу не вырывалось ни слова. Этих ожогов, как и тех, что на лице, не было еще восемь месяцев назад - в тот, последний, день, когда я видел прежнего Марка. В госпитале я обратил на них внимание, но выяснить, откуда они взялись, тогда не представлялось возможным.
   ***
   - А правда это, что она ни разу не умирала? - раз Мрак разговорился, я просто не могу не поддержать беседу. Не так часто это с ним случается.
   - Так говорят. Но я не думаю, что это правда. Иначе, она была бы уже древней старухой. А вот, кстати, что происходит с теми, кто умер от старости?
   - Никого подобного не встречал. А вдруг, это наш шанс?
   - Нет, не может быть так просто.
   - Да уж, просто. Ну ты и загнул, - мне смешно. - Как ты себе представляешь смерть от старости?
   - Ну, живешь себе, на рожон не лезешь, не умираешь, и со временем старость приходит. Организм изнашивается, и ты просто закрываешь глаза однажды вечером, а утром не открываешь... - мечтательно тянет Мрак.
   - Ага, открываешь после обеда, и понимаешь, что жить тебе теперь в этом дряхлом теле до скончания времен.
   - Может и так, а может, и как прежде. Нам все равно не узнать.

  
  15

   - Ну, рассказывай, - спустя еще час бюрократического кошмара, по ошибке именуемого "поселением в общежитие", я наконец-то стал счастливым обладателем ключа от комнаты, тазика, совка, веника, двух комплектов постельного белья, штор и скатерти (Марк сказал, что это покрывало, но мне не верилось), и получил возможность растянуться во весь свой немалый рост на жестковатой койке. По сравнению с тем, к чему я привык за месяцы, проведенные на фронте, ложе было королевским. Марк пристроился на стуле возле письменного стола.
   - Да что рассказывать, умер я, Берт.
   - Ага, а со мной разговаривает твой дух сейчас, - усмехнулся я. Марк в ответ не улыбнулся.
   - Нет, я и правда умер. Там, в подвале, в котором меня держали. Но Пламя Изначальное меня не приняло. Не нашлось мне места в сердце Великого Вулкана. Уж не знаю, чем я его прогневил, - Марк был серьезен. Да вообще не помню, чтобы когда-нибудь видел его таким серьезным. Где тот улыбчивый парень, в глазах которого плясали язычки пламени?
   - Давай по порядку, хорошо? - предложил я.
   - Хорошо, - кивнул Марк. - Когда рвануло, меня выбросило через лобовое стекло. Я был в сознании, когда они пришли, но двинуться не мог. Что-то с позвоночником. Ног я не чувствовал.
   Я скептически глянул на Марка. Ходил он очень даже резво, даже не прихрамывая.
   - Ты хотел по порядку.
   Я ж и не спорю, я вообще очень даже молчу, не перебиваю.
   Рассказывал Марк долго. Про то, как он смотрел в мертвые глаза брата, развороченное взрывом тело которого упало совсем рядом. Про руку Терри, лежавшую у Макса на груди. Где был остальной Терри, Марку не было видно. Про Йоныча, пришедшего в сознание перед смертью, и его последние слова: "Я иду к тебе, милая! Уважишь танцем усталого старика?". Про то, как его, Марка, беспомощного и неспособного оказать сопротивление, грубо скрутили, завязали глаза, и поволокли куда-то.
   Потом потянулись месяцы пыток. Иногда Марку давали отдохнуть, не трогая его неделями. Иногда пытки продолжались круглосуточно. Иронично, но орудием пытки мучители избрали столь обожаемое Марком пламя. В него тыкали раскаленным железом, жгли из портативного огнемета, просто оставляли напротив яркого огня, зафиксировав голову и веки так, что ни отвернуться, ни даже моргнуть Марк не мог. Он кричал, призывая пламя сжалиться над своим преданным поклонником. Молил. Плакал, пока слезные железы не пересохли окончательно, и слезы попросту не кончились. Все было впустую. Пламя отвернулось от него. Огненная Танцовщица была глуха к его мольбам, как бывает глуха женщина к страданиям брошенного любовника.
   И тогда Марк сделал это. Собрав остатки воли, он воззвал к своему внутреннему огню. Одним мощным плевком выплеснул весь свой огонь на головы мучителей, высушив себя до капли. Сгорели все. Подвал, в котором держали пленника, запылал. В этом пожаре умер и сам Марк. Задохнулся от дыма.
   Он очнулся у серого забора. Нужно было идти вперед. Впереди - они. Их огонь нужен Ему. Их необходимо уничтожить. И Марк пошел. Раз, другой. И каждый раз его останавливала пуля снайпера, засевшего наверху. Марк падал, умирал. И снова оказывался у забора, и снова шел вперед. На третий раз он дошел. Но был встречен ударом по голове и смутно знакомым из прошлой жизни лицом. Моим.
   Оно больше не говорило Марку, что делать. И Марк не делал ничего. У него попросту не было больше собственной воли. Потом появились какие-то личности, которые начали давать указания Марку вместо Него. И он подчинялся. Конечно, это были не Его указания, но выбирать не приходилось. Смутно знакомый тип просиживал возле его кровати дни напролет. Марк помнил это лицо. Только в воспоминаниях волосы были не белые, и окуляр, занявший место левого глаза, не припоминался. Тип мастерил какую-то штуковину, постоянно советуясь с ним, Марком. Марк хотел сказать, что пламя отвернулось от него, а без своего огня он мало чем может помочь, но команды говорить не было, и Марк молчал.
   А потом знакомый тип подарил Марку частичку Его.
   - Пока, друг. Не знаю, свидимся ли еще. Ты выздоравливай, - Берт повернулся к выходу.
   - Поставь коллектор, не рассеивай пламя впустую, - сказал Марк ему вслед то, что так рвалось с языка все эти дни.
   Тип вздрогнул и обернулся к Марку. Но Марк снова потерял способность действовать самостоятельно, и сказать больше не мог ничего.
   - Ну, а потом ты знаешь. К зиме меня перевели в госпиталь при Управлении, и врач, перепробовав все средства до меня достучаться, принес частичку кристалла. "Детку" - так они их называли. Крохотные зернышки-кристаллы, отслаивающиеся от основного, когда тот достигает критической массы и снова идет в рост. Это как чешуйки на сброшенной змеей коже. С той только разницей, что взяв в руки такую детку, ты получаешь обратно свою душу. Но, как выяснилось, не всю. Чем дольше ты находишься в состоянии бездушной куклы, тем меньше шансов, что твой огонь вернется вместе с тобой. Мой вот, не вернулся, - закончил Марк свой рассказ.
   Я только и мог, что молча головой покачать. А что тут скажешь?
   ***
   Мрак заканчивает точить "когти". В рукопашном ему нет равных. А то, что огня у него нет, так это не беда. Ему все равно, в каком виде Ему приносят жертву. Поделишься ты собственным огнем или польешь противника пламенем из крепящихся за спиной баллонов огнемета - любая жертва будет принята. А победитель получит награду. Время жить, оставаясь собой. И сколько того времени будет тебе отпущено зависит от того, насколько хороша твоя жертва. А хорошая жертва должна быть подкреплена смертью. Пусть и такой, ненастоящей.

  
  16

   Я лежал без сна уже который час, и рассказ Марка не шел у меня из головы. Мы оба потеряли в этой войне бСльшую часть себя. Да, мой огонь со мной, но что толку, если мои огоньки танцуют теперь не для меня, а для Великого Вулкана? Марк меня ни о чем не спрашивал. Просто, увидев фото, выпавшее из кармана, когда я снимал пальто, он посмотрел на меня своими, с недавнего времени, непроницаемо черными глазами и промолчал. Я был ему за это благодарен.
   На новом месте спалось сумбурно. Мелькали лица, вспышки фаерболов, а на вершине Огневки расцветал темно-пурпурный цветок, поблескивая острыми гранями кристаллов. Уже под утро приснился Йоныч. Он долго что-то втолковывал мне, кипятясь и размахивая руками. Я не понимал ни слова. Но точно знал, что выговаривает он мне за то, что я что-то не сделал, что-то, что мог сделать только я. Ни у кого другого попросту не было на это ни возможности, ни нужной информации.
   - Идиёт ты, господин инженер, - в сердцах всплеснул руками Йоныч из моего сна. - Все ниточки держишь, а потянуть боишься. Смотри, затянет паутиной этой Вулкан, ой затянет...
   Первое утро на новом месте выдалось... Обычным. Таким обычным, что кричать хотелось. От общежития до проходной базы Управления было недалеко, и я решил в самоходку не садиться, а пройтись. По-зимнему робкое солнце золотило окна домов, мостовая поблескивала корочкой гололедицы. Из пекарни слева тянуло ароматом горячих булочек с корицей. У своего лотка суетился газетчик, раскладывая свеженькие, еще пахнущие типографской краской утренние газеты. Я взял одну, повертел в руках. На передовице красовался портрет какого-то государственного деятеля, перерезавшего красную ленточку на открытии новой кондитерской фабрики. Ниже шли новости международные: кто-то к куда-то поехал, о чем-то договорился... На последней странице пестрела скандалами светская хроника. Тут не было войны. Этому монстру, заражающему своим уродством все вокруг в нескольких десятках лиг отсюда, не было места в этой мирной жизни. Она отворачивалась от войны, как отворачиваются спешащие по своим делам прохожие от калеки, просящего милостыню на оживленной улице. Для жителей этого города войны не существовало.
   - Тюльпаны, свежие, только из лучших теплиц! - раздался голос цветочницы. Обхватив огромную корзину покрепче, она лавировала в потоке прохожих.
   - Господин, купите огненные тюльпаны для своей девушки, - цветочница подошла ко мне. Миленькая. Нос пуговкой, пестрые кудряшки выбиваются из-под шляпки, щечки раскраснелись от утреннего морозца. Совсем еще девчушка, лет шестнадцать, не больше.
   - Нет у меня девушки, - буркнул я.
   - Ой, простите, господин военный, - цветочница прижала ладошку к пухлым губкам. Яркие разноцветные глаза - один желтый, а второй голубой - округлились. - Вы, наверное, потеряли любимую? - спросила, вглядываясь мне в лицо.
   - Так заметно? - криво усмехнулся я.
   - Сразу нет, а когда вы вот так смотрите, то да, - простодушно ответила она. Милое дитя.
   - Извини, это только моя боль, незачем ей забивать такую прелестную головку, - усмехнулся я уже искреннее. Невозможно было смотреть в эти разноцветные глазищи и не улыбаться - столько солнечных искорок в них танцевало. А еще от нее веяло теплом, и сочувствием. Теплым таким, совсем не обидным.
   - Возьмите, - протянула мне цветок девчушка. И в самом деле - огненный. Желто-оранжевый у основания чашечки, с пламенеющими ялым лепестками, изогнутыми, словно язычок пламени. - Это вам. Подарок.
   - Спасибо! Вот уж не думал, что доживу до того момента, когда красивые девушки будут дарить мне цветы.
   Цветочница только задорно рассмеялась в ответ, подмигнула желтым глазом, и нырнула в толпу, пожелав мне на прощание хорошего дня. Я поднес цветок к носу, с наслаждением втянув густой, теплый, несмотря на морозную погоду, аромат. Снова улыбнулся. Каким бы ни обернулся этот день, для меня он останется в памяти, как хороший.
   Первый день на новом месте прошел, как любой другой первый день на новом месте. Делом мне заняться так и не довелось. Уже на проходной меня ждал очередной бумажный кошмар, на этот раз связанный с заменой окуляра. Подписал свое согласие на операцию. Подписал отказ от претензий в случае побочных эффектов. Подписал, что не позволю копаться в окуляре никому, не наделенному должным уровнем допуска. На пятой бумажке возникло подозрение, что окуляр, на который собираются заменить мою снайперскую модель - это сверхсекретная разработка, уникальный образец, и вообще, он теперь - самая ценная часть меня.
   Подозрение оказалось не далеким от истины. Врач управился быстро, провозившись не больше часа, даже общий наркоз делать не стал, обошелся местным. Закрепив узкую ленту повязки у меня на затылке, наказал не снимать до завтра. Выдал очередную кипу бумаг, уложенных в пухлую папку на завязках. На папке значилось:"Инструкция по эксплуатации ОИ-740-СМ. Экспериментальная модель. Совершенно секретно! Уровень допуска - 4." Я растерянно посмотрел на доктора, не спеша открывать папку.
   - Что?- спросил он. - Ознакомьтесь на досуге, это не ваша примитивная гляделка.
   - Уровень допуска 4... - протянул я.
   - Ну да. Вас что-то смущает?
   - У меня уровень допуска 5. Я не могу ознакомиться.
   - Чтоб их, этих штабных бюрократов, - выругался врач. - Сообщите советнику Артосу, он решит вопрос. Но до этого, все-таки, не открывайте папку, не стоит.
   В лаборатории (так назывались те огромные залы, а также прилегающий к ним подземный комплекс площадью с небольшой городок) я прибыл уже после обеда. Майор на проходной (другой, не вчерашний, но все равно похожий на него, как брат-близнец) сообщил, что меня просил зайти Советник, сразу, как только появлюсь. Вот и отлично. Заодно и вопрос с допуском к инструкции от нового окуляра решу. Действие наркоза начинало проходить, и голова болела.
   Артосу было достаточно одного взгляда, чтобы, махнув рукой, отпустить меня до конца дня. Однако, сочувствие к страдающему пациенту не помешало ему вручить мне еще одну толстенную папку. "Объект СК-0. Рабочие материалы. Совершенно секретно! Уровень допуска - 4" - значилось на ней.
   - Изучите до завтра, - приказал он.
   - Советник Артос, тут проблемка с уровнем допуска... - Мне было уже смешно, если честно. - У меня уровень 5. Вот, в пропуске даже указано. А эта папка, да и инструкция к новому окуляру, ограничены уровнем 4. Я не могу их открывать.
   - Вот криворукие, - выругался Артос. - Я еще вчера приказал ваш уровень до 3 поднять, но разве ж в наше время что-то делается оперативно? Не переживайте, изучайте все материалы спокойно, завтра с утра заберете новый пропуск на проходной.
   ***
   - А помнишь огненные тюльпаны? Их вывели в первый год войны. Красивые такие, как язычки пламени. И пахнут огнем, - задумчиво спрашивает Мрак, растянувшись на койке и глядя в потолок.
   - Помню. Мне такой подарила девочка-цветочница в первый день службы в Управлении. Представляешь, просто подошла ко мне на улице и подарила!
   - Счастливчик! Говорят, тот, кому подарили огненный тюльпан, будет избран Огненной Танцовщицей, чтобы повести ее на танец к Великому Вулкану.
   - Да не смеши ты, - усмехаюсь скептически. - Ты знаешь, скольким дарили эти цветы? Да в год своего появления, да и в несколько последующих, они были самыми популярными цветами в столице!
   - И все равно, - упрямо поджимает губы Мрак. - Мне вот никто не дарил огненных тюльпанов. И уже не подарит, наверное. Перевелись они, говорят, еще в первый год от пришествия Его.

  
  17

   И потянулись дни-будни. Было ощущение, что я снова вернулся в мирную жизнь, только не в ту, настоящую, а в какую-то.. картонную, что ли. Как будто я участвовал в любительской постановке, в которой все актеры, в том числе и я, были неубедительны в своих ролях, а за нарисованными декорациями фасадов домов скрывались лишь пыльные закутки закулисья.
   В поисках средства защиты от загадочной силы, крадущей пламя из нашей техники, мы не продвинулись ни на йоту. Не знаю, почему вообще советник Артос решил, что я могу быть в этом деле полезен. Может и мог бы, но исследования застопорились на более раннем этапе: никак не удавалось определить природу этой силы. Нет, мы, конечно, установили, что она исходит от кристаллов, но что это за сила, и откуда взялись кристаллы, никто не понимал. Та пухлая папка, которую мне выдал Артос в первый день, оказалась большим пухлым пшиком. В ней содержалась куча догадок, и не было ни единого подтвержденного факта. А мне казалось, что время кончается.
   Тот сон с Йонычем никак не шел у меня из головы. Я был уверен, что Йоныч, а точнее, мое подсознание, нарядившееся в образ глубоко уважаемоего за его житейскую мудрость бригадира, сказал чистую правду: у меня в кулаке были зажаты все ниточки этой паутины. Осталось только определить нужную и потянуть, чтобы распутать эту загадку.
   С Марком мы не виделись с того, первого дня. Он в этом месяце работал в ночные смены, и мы не сталкивались ни в общежитии, ни в лабораториях Управления. Может быть, если бы не это обстоятельство, я бы догадался гораздо раньше, и мы бы успели...
   - Господин Берт, вы на обед идете в столовую? - поинтересовалась лапочка-лаборантка с пушистым, несерьезного персикового цвета, хвостиком на затылке, губками бантиком и нашивками сержанта. Милое, воздушное создание с бульдожьей хваткой. Уж у кого-кого, а у нее все оборудование всегда было в идеальном порядке, все эксперименты тщательно пронумерованы и задокументированы, а любые, даже крохотные, отклонения или неточности подмечены. Не знаю, почему ее приписали именно ко мне - новичку, да, к тому же, простому инженеру, волею случая и господина советника Артоса, получившему звание майора и собственную лабораторию. В моем понимании, за Арэль - так звали лаборанточку - ученые мужи и заслуженные чины, коими было наводнено Управление, драться должны были.
   - Нет Арэль, можешь идти, - отпустил я ее. У нас был в разгаре эксперимент, за которым требовался постоянный присмотр, и на обед мы ходили по очереди, а на ночь оставляли в лаборатории дежурного. - Я посижу, как раз данные от кристаллисков пришли, полистаю.
   "Кристаллисками" (от слов "кристалл" плюс "искать") мы в шутку называли группу ученых, пытавшихся добиться хоть какой-то реакции от разросшегося кристалла, помимо поглощения им любого огня, до которого тот дотягивался. Пока что безрезультатно. Только удалось вывести формулу, по которой убывает скорость поглощения в зависимости от расстояния. Однако в точности этой формулы уверенности не было: образец для изучения у нас имелся всего лишь один. В реальности же, помимо расстояния, на эту скорость влиять могло все, что угодно: размер кристалла, количество кристаллов в друзе, близость вулканов. Сегодняшние данные были результатом проверки теории, согласно которой, скорость поглощения имеет характер периодических колебаний и схожа с синусоидой. Предполагалось, что эта скорость возрастает к моменту приближения кристалла к критической массе, по достижении которой происходит рывок роста, и следует выброс "деток". Наша друза была уже близка к критической массе: еще пару дней "покормить", и она рванет. Учет данных велся, начиная с предыдущего рывка, но мне пришлось долго обивать пороги вышестоящих чинов, добывая разрешение на доступ к ним. И теперь, когда вожделенная папка оказалась у меня в руках, оставлять свое сокровище не хотелось даже ради обеда.
   - Я вам прихвачу порцию, а то к концу обеденного перерыва остаются только макароны и тушенка. А тушенку вы есть не будете, знаю я вас.
   Не буду. До сих пор не могу ее есть. Хотя, казалось бы, месяцы, проведенные на фронте, где меню было далеко от ресторанного, должны были отбить охоту харчами перебирать. Но все равно, не могу, и все.
   Арэль упорхнула, а я остался с папкой наедине.
   Когда лаборантка вернулась, я не заметил. А Арэль - девочка тактичная, она меня отвлекать не стала. Тихонько проскользнула за свой стол, записав показания приборов и поставив мою порцию подогреваться на реактор, на котором мы испытывали эффективность нового сплава, призванного экранировать пламя от воздействия кристалла - тот самый наш непрерывный эксперимент. Я закопался в столбики чисел, вычерчивая на листе миллиметровки график изменений скорости поглощения пламени нашей друзой. График получался и в самом деле схож с синусоидой, однако, в некоторых местах наблюдались странные резкие пики. Закономерность этих пиков я уловить никак не мог, хотя что-то такое в голове крутилось... Что-то я упускаю из виду, какой-то фактор, который был все это время у нас перед глазами, но который мы не принимали в расчет...
   Ноздри щекотал аппетитный запах жареного мяса, в какой-то момент переросший в запах подгоревшего мяса. Вспомнилось, как однажды у нас в цеху сломалась печурка, на которой рабочие, не желавшие ходить куда-то на обед, подогревали принесенную из дому еду. А у Макса в тот момент случился роман с одной излишне домовитой кошечкой, которая упорно снабжала его "тормозками", которых хватало, чтобы пообедать всей нашей бригаде. Марк тогда на спор предложил разогреть обед своим огнем: мол, он настолько хорошо его контролирует, что ничего и не подгорит даже. Подгорело. Еще и как: запах мы выветривали до конца дня, а обедать пошли в кафе напротив проходной - Марк угощал, как провинившийся... Точно!
   - Арэль, а добудьте-ка мне списки всех дежуривших и работавших в зале кристалла за все время с последнего рывка. Меня интересуют не просто имена, а даты и время смен. А также данные о том, у кого из этих сотрудников есть огонь с указанием силы дара. Справитесь?
   ***
   Сон не идет. Воспоминания так и лезут в голову. Давно они меня не беспокоили. Я научился жить с ними. Научился не винить себя за то, что не видел дальше собственного носа. Что все мы не видели. Но где-то глубоко в душе я все-таки считаю именно себя ответственным за все, что случилось с нами. Я не заслуживаю огня. Но почему-то Великий Вулкан ко мне благосклонен. Я осмотрителен: у меня всегда есть пара кристаллов на черный день, победы достаются мне легко, а мои смерти не длятся долго. И все же. Я не заслуживаю огня, не сумев дать своему народу возможность его сохранить.

  
  18

   Не сходились у меня концы с концами. Догадка насчет того, что пики на графике роста скорости поглощения пламени связаны с магическим даром огня у сотрудников, которые находились в эти моменты рядом с друзой, не подтверждалась. Однако, корреляция с присутствием определенных сотрудников все-таки была. Только не видел я в ней логики. Кто-то с даром, кто-то без, пол, возраст - никакой закономерности.
   Я устало откинулся на спинку стула и потянулся. Светало. Надо же. А я всего лишь собирался задержаться на пару часиков. Идти домой смысла уже не было, рабочий день начнется через - я глянул на часы на стене - уже начался.
   - Хорошего утра, господин Берт, - Арэль впорхнула в лабораторию. Она пахла морозом и первым снегом. Вот каждый раз удивляюсь, как ей это удается. От проходной до нашего помещения полчаса блужданий по коридорам, а она все равно умудряется принести свежесть зимнего утра на своих волосах.
   - Хорошего, - согласился я. Ей виднее, я это утро не видел еще.
   - Вы что, не уходили?
   - Засиделся за бумагами малость, а потом смотрю - уже утро.
   - Эх, господин Берт, ну что же вы себя не бережете? Не убегут от вас ваши расчеты.
   - С тех пор, как я здесь, у меня такое чувство, что убегут. Мы что-то очень важное упускаем. Что-то, что могло бы остановить эту войну, пока еще не поздно. А уже почти поздно. Что-то изменилось. Что-то страшное повисло в воздухе, что-то, что пугает больше, чем смерти. Там, на фронте, все было просто: мы их или они нас, или выживем или умрем. И мы шли умирать, не колеблясь. Двум смертям не бывать, как говорится, а одной не миновать.
   - Да вы философ, господин Берт, - покачала пушистым хвостиком Арэль. - Только вот вы не правы.
   - В чем?
   - Смертей может быть больше, чем две.
   - Это ты о чем? - не понял я.
   - Вы знаете, что в этой коробке? - Арэль кивнула на коробку с объектом СК. Нам их выдавали каждое утро на проходной, отбирая обратно на выходе. В этот раз мне достался СК под номером 264. Что значили эти буквы и цифры, я так и не выяснил.
   - Как-то не дошли руки выяснить, - признался я.
   - Это детка. И она - лучшее лекарство от смерти.
   - Объясни?
   - Ваш друг, Марк. Он рассказал, как он умер?
   - Да, но... Я был уверен, что он это в переносном смысле говорил.
   - Да нет, в буквальном. Он умирал. И не единожды. Наши врачи смогли это подтвердить.
   - А как?
   - Они оживают возле кристалла, господин Берт.
   - Они.
   - Да, те, кто умер поблизости от него. У нас было несколько несчастных случаев. Пока мы не научились предугадывать момент, когда кристалл начинает расти, две смены пострадало в моменты рывков. Три смертельных исхода в первой смене и еще один - во второй. А потом они ожили.
   - Стой, стой... А имена оживших ты помнишь? - Пятеро оживших мертвецов, включая Марка. И пятеро сотрудников, во время дежурства которых имели место пики, так беспокоившие меня. Если это не просто совпадение, то вот она - закономерность, ускользавшая от меня все это время.
   - Помню, конечно. Они у всех на слуху были.
   - Эти? - Я протянул листок с именами сотрудников, дежуривших во время пиков.
   - Да, а как... - удивилась Арэль.
   - Смотри.
   Я показал Арэль вычерченный мной график и изложил свои соображения насчет пиков.
   - Слушай, а что ты говорила про деток? Ну, объекты СК.
   - Когда умерший вблизи кристалла оживает, он похож на пустую оболочку. Ходит, говорит даже, но все только по команде.
   - Куклы, - прервал я ее. - Так мы их называли. Я сталкивался с такими на фронте. Когда... Когда я нашел Марка, он тоже был таким.
   - Да, я в курсе. Но если такой кукле дать в руки детку, то душа к ней вернется. А детка растает. Только нужно торопиться. Чем дольше кукла остается без души, тем быстрее теряет огонь. Вы же знаете, что Марк...
   - Знаю, - кивнул я.
   - Еще Риста, из первых жертв. Она была слабым магом, и детку ей дали последней. Теперь все, на что она способна - это поджечь трубку.
   - Печально это. Я не представляю, что значит потерять часть себя...
   - А по-моему, прекрасно вы все представляете, - Арэль покачала головой. - Только признаваться не хотите. Себе. Считаете, что вы от этого станете более слабым.
   Куда-то не туда свернула у нас беседа.
   Нас прервал зазвонивший у Арэль будильник.
   - Пойду проверю показания, - она направилась к реактору. - Ой, а что, показания ночью никто не записывал?
   Я вспомнил, что вечером заходил дежурный, но он мне мешал, и я отослал его, пообещав, что буду сам записывать показания и регулировать уровень пламени в реакторе, пока я тут. И благополучно забыл о своем обещании.
   - Ну что же вы, господин Берт, - упрекнула меня Арэль. Восемь дней эксперимента коту под хвост. Придется теперь начинать с нуля.
   Мне было стыдно, безумно стыдно. Заигрался в великого ученого, а про свои обязанности совсем забыл.
   Я подошел к загубленному эксперименту. Пламя в реакторе вырвалось за пределы тестового уровня. А вот показания приборов...
   ***
   Не спится. Нужно бы себя пересилить. Завтра тяжелый день. Пять боев. Восемь, если дойду до полуфинала. Девять, если переживу и его. Кристаллов осталось всего три. Два придется отдать в качестве взноса за участие. Остается один. Единственная попытка. Еще немного жизни в случае выигрыша. И много-много дней существования без жизни в случае поражения.

  
  19

   - Подожди вздыхать, - прервал я расстроенно заполняющую журнал загубленного эксперимента Арэль. - Скажи, кто из дежурных был здесь прошлые ночи?
   - Без понятия. По идее, мог быть кто угодно из ночной смены.
   - Выясни, пожалуйста, мне нужно с ним поговорить. Или с ней. И не расстраивайся раньше времени, - попытался я немного успокоить ассистентку. - Вполне возможно, что моя невнимательность эксперимент не загубила, а наоборот, стала залогом успеха.
   Вот мне бы хоть толику той уверенности, которую я, похоже, умею вселять в юных дев. Скорее всего, мне просто показалось. Но проверить стоит. Если мне повезло, и дежурный хотя бы один раз допустил небрежность, то мы сейчас стоим на пороге прорыва.
   Мне повезло. А мы чуть не загнали себя в ловушку своего же собственного педантизма. Наша защита работала. И еще как! Просто не на тех уровнях пламени, на которых мы ее проверяли. Тестируемый материал не подходил для индивидуальной защиты. А вот кожух из него вполне мог защитить пламя двигателя дирижабля или самоходки. Главное - поддерживать достаточно высокую интенсивность пламени.
   В последующие недели мы провели целую серию экспериментов, со стопроцентной уверенностью подтвердивших мои догадки. Материал обладал любопытным свойством: его способность экранировать пламя от воздействия кристалла росла пропорционально силе пламени. Теоретически, можно было добиться даже полной изоляции, но в этом случае существовал риск взрыва от перегрева движка.
   За недели, которые длилось тестирование, наш кристалл рос дважды. Оба рывка опытные образцы перенесли хорошо, демонстрируя лишь небольшую потерю эффективности. К моменту второго рывка мы уже перешли к испытаниям моделей кожухов из экраниума - так мы назвали материал. Ну как, мы. Какая-то творческая личность из бюрократической верхушки расстаралась. Мы плевались, но название, за неимением альтернативы, прижилось. Наименьшие потери эффективности были при формах кожухов, максимально приближенных к сферической. При этом толщина слоя экраниума, при которой достигалась нужная эффективность, была не больше пальца. Тоже немалый вес, если брать, к примеру, движок того же "Сазана", но с этим уже можно было работать. Дальнейшая задача представлялась мне вполне выполнимой. Я был в своей стихии: предстояло всего лишь доработать конструкцию самого двигателя. Направлений доработки было два: максимально облегчить конструкцию и разместить все связанные с пламенем части как можно более компактно внутри сферического кожуха, который мы обозвали "коконом".
   Самой большой сложностью, как это ни странно, оказалось заполучить к себе в команду Марка и еще пару ребят, которых он рекомендовал, как талантливых механиков. Даже вечно спокойная и жизнерадостная Арэль срывалась и рычала на всех вокруг после очередного визита "наверх" - так мы называли надземные этажи комплекса, населенные бюрократами от армии.
   После нескольких таких срывов я не выдержал и попытался прорваться на прием к Советнику Артосу. Но того не оказалось на месте, и прогнозов его адъютант дать не мог никаких. Сказал только, что пару дней назад Советника срочно вызвали в штаб, и вернуться тот мог в любое время, хоть через месяц, хоть сегодня после обеда. Мне показалось, что в свое же "послеобеда" адъютант не верил. По-моему, он вообще был чем-то напуган до чертиков, но признаться мне в своих страхах не мог, боясь уронить честь мундира, да и в силу наших с ним разных уровней доступа. Мне выдали третий, у адъютанта был второй. Более высокий, первый, был только у самого Артоса и пары лиц в правительстве.
   О состоянии адъютанта красноречивее всего говорило то, что лишь в мой третий визит он догадался спросить, чего это я, собственно обиваю пороги начальства. Выяснив в чем дело, он только рукой махнул в сторону стола в приемной, на котором лежала стопка бумаг, и стоял глиняный стакан с карандашами:
   - Пиши.
   - Что писать? - не понял я.
   - Запрос на имя Советника со списком фамилий.
   - Так писали же миллион раз уже, - удивился я.
   - На имя Советника?
   - Нет, на имя непосредственного начальника ребят и руководителя нашего отдела.
   - А, эти, - в голосе адъютанта сквозило презрение. - На них ты еще пару месяцев писать будешь. Пиши на Артоса.
   Сел. Написал. Текст запроса в моей памяти засел намертво: столько раз приходилось его писать и переписывать за последние дни. Протянул готовое творение адъютанту. Тот, не глядя, подмахнул мой опус размашистой подписью, поверх которой шлепнул ярко-синюю печать.
   - Держи. Артос одобрил перевод. Эти, - снова в голосе презрение, - пикнуть не посмеют.
   - Но ведь Советник в отъезде...
   - А кто об этом знает, кроме нас с тобой? - Обреченная усталость в голосе. - А Артос по приезду подтвердит. Он эту братию тоже недолюбливает.
   - Спасибо! - Я благодарно пожал руку адъютанта.
   - Да на здоровье, - отмахнулся тот. - Вы уж поторопитесь там. Не ждет время, ой не ждет...
   - А... - не удержавшись, я все-таки решился спросить, в чем причина беспокойства адъютанта.
   - Ой, иди уже, Инженер, занимайся своими делами. Не нужно оно тебе. Спасай мир на своем уровне компетенции, оставь политику тем, кто ничего более толкового делать не умеет.
   ***
   Командных боев завтра не будет. Каждый сам за себя. Больше всего мне ненавистна мысль о том, что, если так жребий ляжет, придется выступать против Мрака и других ребят из моей команды. Я знаю, запас кристаллов у каждого из них есть. Но выигрыш ценой поражения немногих, ставших за эти годы близкими, товарищей меня не прельщает. Тем более, если моим соперником будет Мрак. Этот, с его жаждой смерти, еще и поддаться попытается.

  
  20

   И снова апрель, и снова командировка на фронт. Скоро я увижу Рыжего и вернувшегося в строй после нескольких месяцев в госпитале Фаера, и бабок наших Каменских, и глухого деда. Испытание "Сазана" с двигателем новой конструкции, оснащенным созданным нами кожухом, решили приурочить к масштабному наступлению в тех краях. Кое-кому в правительстве наконец-то надоела игра в перетягивание каната на плато, и был отдан приказ о зачистке. Мы с нашим "Сазаном" шли с группой воздушной поддержки.
   Почему-то все крутые повороты в моей судьбе начинались здесь, на плато. Крушение "Пчелки" тоже было тут, на плато, только немного севернее, тогда линия фронта еще не спустилась так далеко на юг. С прошлой командировки год прошел. Казалось бы, что такое год? А сколько жизней за это время прожито.
   "Сазан" деловито плыл над плато, попыхивая пламенем в машинном отделении. Мы с Марком сидели там же, ведя непрерывное наблюдение за приборами и датчиками, опутывающими движок своими проводами, словно паутиной. Пока что все показания были в пределах нормы. Внизу показались знакомые покосившиеся хаты. Грядки зеленели первыми побегами картошки. Я улыбнулся. Бабки свои грядки отстояли. Даже с той высоты, на которой мы следовали, я рассмотрел, как заботливо был окучен каждый кустик. Все-таки ОИ-740-СМ - это не обычный протез-имплант и даже не моя старая снайперская модель. За месяцы, которые я проработал в управлении, я успел по достоинству оценить доставшуюся мне неведомо за какие заслуги экспериментальную разработку. Она обладала свойством подстраиваться под мои нужды, будь то многократное увеличение, как в хорошем микроскопе, или приближение, сравнимое с мощным полевым биноклем. Освоить управление этой штукой оказалось непросто: окуляр не имел внешних кнопок управления. Управление шло напрямую импульсами от мозга, передаваемыми по остаткам зрительного нерва. Но оно того стоило. Теперь у меня имелся весьма полезный в хозяйстве инструмент, который был всегда со мной.
   - Что-то не так, - из задумчивости меня вырвал тревожный голос Марка.
   - Что? - Я вернул фокус окуляра в обычный режим, поворачиваясь к приборам. Все показания были в пределах нормы. Утечка пламени немного усилилась, но это и неудивительно: мы приближались к линии фронта, в нескольких лигаз от которой, по сведениям разведки, была замечена друза, сравнимая по размерам с той, что имелась в нашей лаборатории. Я вопросительно глянул на Марка.
   - Берт, я не знаю. Просто... Такое чувство, что надвигается катастрофа. Если бы не... - Марк махнул рукой, оборвав фразу. А чего договаривать, и так понятно, что он хотел сказать. Если бы он был прежним Марком, умеющим слышать пламя. - Я сказал бы, что пламя боится. Боится смертельно, панически.
   - Марк, у тебя воображение просто разыгралось. Это твои страхи. Твоя память.
   - Может быть, - согласился на словах он, но в глубине глаз я прочел, что сказано это было только потому, что именно такого ответа я ждал.
   В этот момент дирижабль тряхнуло. Наверху, в кабине управления послышались крики, топот.
   Я собрался было выглянуть узнать, в чем дело, но тут в движке взревело, а показания датчиков зашкалило. Наша защита не справлялась. Нечто тянуло пламя из сердца "Сазана" с такой бешеной силой, что кожух вспучило, выгибая изнутри.
   - Что за... - только и успел выговорить я, но осекся, глядя вниз, в иллюминаторы под ногами. Под нами, совсем рядом с околицей Каменки, из-под земли прорывалось гигантское семечко кристалла. Оно было больше всего, что мне приходилось видеть до сих пор. Ошметки травы, кустов, камни и куски земли летели во все стороны из-под боков стремительно растущего зернышка. Пара мгновений, и его рост стал постепенно замедляться. Похоже на то, как происходил "рывок" у нас в лаборатории. Только тот кристалл, что мы видели сейчас под своими ногами, был еще "деткой". Каким он будет, когда начнет формироваться друза, мне сложно было и представить.
   Земля стремительно неслась нам навстречу. Наверху слышно было шипение выходящего из баллона дирижабля газа, переходящее в истошный свист.
   - Марк, парашюты!
   - Лови! - кинул мне напарник увесистый ранец.
   Мы успели покинуть машинное отделение до того, как рвануло и тут же захлебнулось, умирая, пламя в двигателе. Мертвая рыба дирижабля медленно и величественно заваливалась на бок. Мы опускались на парашютах, мерно покачиваясь на стропах. В паре десятков метров можно было разглядеть еще парашюты, под которыми болтались другие уцелевшие члены экипажа.
   А дальше была битва за Каменку. Был Рыжий. Был Фаер. Были бабки, подносившие нам патроны для пистолей. Были неработающие ракетницы с мертвыми, лишенными пламени снарядами и глухой дед, отмахивающийся от кукол садовыми вилами. Был я, нацепивший свою перчатку, неведомо как прихваченную из брюха гибнущего "Сазана", и мои огненные лучи, мощности которых едва хватало, чтобы выстрелить на пару метров, кося кукол, как спелую рожь. На расстоянии, не более нескольких шагов, пламя выстрелов умирало, высасываемое неведомой силой, исходящей от новоявленной детки. Был Марк, готовый прикрыть спину. И был ад, похлеще того, что нам с Рыжим довелось пережить в заброшенном цеху в ту ночь, когда мы вытащили Марка.
   А потом был выстрел в спину. Я еще успел обернуться, чтобы увидеть, как опускает пистоль кукла, еще несколько мгновений назад бывшая одним из членов экипажа "Сазана".
   В апреле я умер в первый раз.
   ***
   Оно готово принять нашу жертву. Я это чувствую. Оно притихло, копя силы для завтрашнего рывка. Мы, мнящие себя выше кукол, так и не набрались за эти годы решимости признать, что, несмотря на нашу кажущуюся свободу воли, мы такие же марионетки Его, как и куклы. Мы добровольно готовы напоить Его пламенем наших смертей, чтобы Оно могло еще немного упрочить свою власть над нами. И мы радуемся его сытой отрыжке, ловя каждую каплю. Мы - огненные коты. Но мы давно забыли об этом.

  
  21

   Как же это было прекрасно: не думать, не беспокоиться, не хотеть. Нет нужды испытывать эмоции. Нет потерь. Нет разочарований. Нет мук сомнений, нет колебаний. Оно было милостливо. Оно делало все четким и ясным. Был приказ, и я его выполнял. Был враг, которого следовало уничтожить, и я шел в бой. Раз за разом.
   Умирать было по-разному. Иногда больно. Иногда свет просто мерк, а потом зажигался снова. Иногда смерть все не приходила, и боль не давала четко слышать Его приказы. В такие моменты мне начинало казаться, что Оно - это не истина в последней инстанции. Есть еще что-то, кроме Него. Но смерть рано или поздно приходила, развеивая сомнения.
   Мелькали лица. Лица были разные: знакомые, незнакомые, веселые, встревоженные, испуганные. Испуганных и встревоженных было больше всего. Эти лица что-то кричали, звали кого-то. Этот кто-то все не приходил, и лица искажались в отчаянии. Одно лицо мелькало особенно часто. Странное, со следами застарелых ожогов и темными, словно угасшие угли, глазами. Мрачное лицо. Хоть и совсем молодое, но уже мертвое.
   Я тоже был мертв. Я умирал раз за разом, но я давно уже не был жив. Я умер еще в апреле. Не в этом, а в том, далеком, когда был запах сирени над пепелищем. А сейчас я наконец-то освободился от оков той смерти. Она больше не имела значения. Как не имели значения и все последующие смерти. За их порогом нас больше не ждала Огненная Танцовщица. Единственное, что имело значение - воля Его. И воля эта была настолько проста и понятна, что не исполнить ее не было никакой возможности.
   А потом все закончилось. Как отрезало. Оно больше не говорило со мной. Вместо Него, в моем сердце поселилось нечто, что не давало вернуться прежнему спокойствию. Это нечто было беспокойным и горячим. Мы были хорошо знакомы, но долго не общались. Мы стали чужаками. Нечто не могло понять и принять мою связь с Ним. А я не хотел понять и принять это обжигающее тепло. Но тепло было сильнее. Оно прочно поселилось в моем сердце, разгораясь пожаром из крохотного огонька.
   Мой огонь вернулся ко мне. Нам еще долго предстояло принюхиваться друг к другу. В тот момент никто не мог бы сказать с уверенностью, что я смогу полностью вернуть свой огонь и стать прежним. Но я смог.
   Мое возвращение называли чудом, феноменом, надеждой для всех нас. Но никто так и не смог ни объяснить, ни повторить то, что удалось мне, и не удалось больше никому другому.
   С момента моей второй смерти прошло двадцать лет. Двадцать долгих, странных лет.
   За это время многое изменилось. Арэль постарела. Из милой ассистенточки с задорным пушистым персикового цвета хвостиком она превратилась в солидную даму, начальницу Отдела Исследования Обелисков - так теперь называли друзы кристаллов, проросшие по всей планете в жерлах потухших и заснувших навеки вулканов. Артоса больше не было. Умер два года тому. Не выдержало сердце. Случилось это на печально известном заседании Объединенных Государств, когда было принято судьбоносное, но в корне неверное решение о военном пути решения вставшей перед планетой проблемы.
   Да, государства наши объединились перед лицом внешней угрозы, пришедшей в наш мир по прихоти недалекого и самолюбивого короля наших восточных соседей. Именно его поиски личного бессмертия и стали фактором, позволившим появление кристаллов. Кристаллы были то ли созданы финансируемыми им учеными, то ли обнаружены где-то в потайных закутках нашего огромного неизведанного мира и вытащены на свет Пламени Изначального не осознающими последствий своих действий исследователями. Эта тайна - тайна их появления - ушла в могилу вместе с тем королем. Он так и не решился воспользоваться плодами своих желаний и умер от старости, окруженный фанатичным поклонением своих подданных. Однако потакая другой своей амбиции - жажде наследить в истории в качестве великого завоевателя, король успел использовать кристаллы в роли оружия. Вот только оружие оказалось с подвохом. Оно обладало собственной волей, и воля эта была чуждой нам. Оно всего лишь требовало полного подчинения и жертв в виде пожираемоего Им пламени.
   Я совсем не постарел за те двадцать лет, на протяжении которых пережил столько смертей. Как не постарел и Марк, и многие другие, умиравшие и оживляемые кристаллами. Мы все застыли в том возрасте и состоянии, в котором нас застала та самая, первая смерть вблизи кристалла. Все последующие смерти не оставляли на нас ровным счетом никаких следов. Вот только огонь с каждой новой смертью покидал нас по капле. Всех, кроме меня.
   Я пробыл куклой двадцать лет, пока Марку не удалось найти меня и вернуть, истратив, один Вулкан знает сколько "деток". Свобода воли возвращалась ко мне медленно и неохотно. Но вместе с ней возвращался и огонь. Ни к кому больше не вернулся. Правило оставалось незыблемым: чем дольше ты в состоянии куклы, тем меньше огня в тебе остается. А ко мне огонь вернулся, пусть мы так и не подружились с ним снова. Огонь больше не был неотъемлемой частью меня, теперь он был во мне, но сам по себе. Я мог создавать фаерболы, мог практически все то же, что и двадцать лет назад. Но теперь огонь просто подчинялся мне, а не откликался радостно на призыв родного существа.
   Еще одним неприятным известием стало, что теперь я, как и все, кто был воскрешен кристаллами-Обелисками, стал зависим от "деток". Периодически мы должны были "принимать" один такой кристалл. Достаточно было просто прикоснуться к нему, и кристалл испарялся пурпурным дымком, даря нам еще немного жизни. В противном случае, воскрешенные снова возвращались в состояние кукол.
   ***
   Ночь перед боем. Самая прекрасная ночь. Ночь, когда я чувствую себя живым и почти прежним. В эту ночь мне есть что терять и есть на что надеяться. Нам всем. Но я знаю, что уже следующей ночью, когда схлынет возбуждение боя, все вернется на круги своя. Столетие за столетием, мы ведем этот бессмысленный бой. Мы - огненные коты. У нас нет больше права на смерть. Ведь в том, что Огненная Танцовщица больше не танцует свой танец для Вулкана, есть наша вина.

  
  22

   Первые бои - разминочные. В первых боях выигрыши невелики. Ведь для того, чтобы Обелиск начал делиться кристаллами, Его нужно напоить пламенем и кровью. Чтобы дойти до полуфинала, достаточно выиграть три из пяти разминочных боев. Те, кто может себе позволить две смерти, берегут силы. Я тоже так делаю. Делал. Сегодня я себе этого позволить не могу. У меня в запасе всего одна смерть, и приберечь ее лучше до полуфинала.
   ***
   Годы сначала тянулись медленно, постепенно все ускоряясь и сливаясь в один бесконечный поток.
   Новый мир встретил меня новыми правилами жизни. Кристаллы стали предметом торга. Государства пытались взять под контроль Обелиски и распределять кристаллы между зарегистрированными "возвращенными" - так нас называли. Однако, кристаллов хватало впритык, только, чтобы выживать от подачки до подачки. Если возвращенный не являлся вовремя на распределительный пункт, он имел все шансы снова стать куклой. А куклы были рабами Обелисков, питавшими их собой, своим огнем и угасающими чувствами. Мы оказались на коротком поводке. Завязался и расцвел буйным цветом черный рынок, на котором можно было неофициально приобрести кристаллы про запас.
   Самые ловкие предприниматели выращивали свои друзы, подкармливая их пламенем. Дельцов отлавливали, друзы уничтожали: до определенного момента, пока друза еще не закрепилась и не "проросла" в сердце планеты, это еще можно было сделать. "Прорастание" тоже стало неприятным сюрпризом. На первых стадиях роста, кристалл просто увеличивался в размерах, у него появлялись дополнительные детки. Но достигнув определенной критической массы, друза начинала чуять пламя вулканического сердца нашего мира и тянуться к нему, выпуская длинные суставчатые корни. Полностью уничтожить такие корни было уже нереально, а каждый оставшийся под землей кусочек рано или поздно давал "всходы". Мы сами, своими руками, разносили заразу по нашему миру. А мир был болен. С каждым днем ему становилось все хуже. Огненное сердце планеты, истощенное паразитами, остывало и билось все медленнее.
   Мы же продолжали смотреть не дальше своего носа. Все меньше оставалось мест на планете, где можно было умереть по-настоящему, не будучи воскрешенным. Бизнес процветал в двух направлениях: места на островках, свободных от Обелисков, продавали за бешеные деньги желающим умереть, узрев Пламя Изначальное. Тем же, кому окончательная смерть уже больше не светила, предлагались кристаллы с черного рынка.
   Были и сумасшедшие, мечтавшие жить вечно, желательно молодыми. Эти убивали себя, подобравшись поближе к Обелискам. Смерти, как и пламя, а также острые эмоции, подпитывали рост Обелисков. И "деловые люди" очень быстро придумали, как совместить полезное с выгодным. Желающим умереть и вернуться предлагали гарантированное полное воскрешение без задержек в случае, если они готовы умереть не просто так, а в бою, в непосредственной близости от друзы. Возвращенные тоже могли участвовать в боях, получая в качестве выигрыша запас кристаллов. Такие подпольные бои, проводимые подле припрятанных от контроля властей нелегальных друз, процветали, с каждым днем приобретая все большую популярность.
   ***
   Три боя, четыре... Я начинаю уставать. Но это ничего. Остался один бой до полуфинала, последний, пятый. Потом будет передышка на пару часов.
   - Я ее видел! - Мрак непривычно оживлен. Он свои пять боев уже отстоял, ему можно отдыхать. Но эмоции на его лице - это не оживление боя, которое спадает, стоит упасть на лавку и выдохнуть, расслабив гудящие мышцы. Нет, то, что я вижу в его глазах - это тень огня, что плясал в них когда-то давно, сотни лет и смертей назад.
   - Кого? - Несмотря на то, что мне нельзя сейчас терять концентрацию, мне любопытно.
   - Ее. Танцовщицу, - мечтательно тянет Мрак. - Ты даже не представляешь...
   - Следующий бой: Инженер против Неустрашимого. Готовность тридцать секунд, - раздается из громкоговорителя. Инженер - это я. Потом договорим.
   ***
   Мы катились в пропасть. Этот снежный ком, спущенный неразумным заигравшимся правителем с горы собственных амбиций, превратился в лавину, которую мы не смогли остановить. И мир менялся. На сметенной и перепаханной лавиной земле из обломков ее обитателей вырастал новый, жестокий мир. Мир, в котором каждый был сам за себя. Мир, в котором любовь и дружба длились лишь до момента, когда вчерашние друзья и любовники выходили на арену, превращаясь в заклятых соперников.
   А ведь я чувствовал, что это произойдет. Я почти сопоставил рост кристаллов и роль возвращенцев в нем. Что мне стоило тогда изложить свои домыслы в письменном виде? Нет, я увлекся решением других задач, а потом, пока я изображал куклу, время было упущено безвозвратно.
   У нас перестали рождаться дети. Некогда было их рожать. Да и не хотелось приводить новую жизнь в этот сошедший с ума мир.
   Словно вулканические ежи, попавшие в поток лавы, мы неслись сквозь столетия, не мертвые окончательно, но уже и не живые.
   ***
   Вот он, финальный бой. Мрак выбыл еще в полуфинале, так и не продержавшись до личной встречи со своей Танцовщицей. Теперь он сидит в общей казарме безвольной куклой в ожидании подачки от Обелиска. Его выигрыша достаточно, чтобы ожидание не было долгим, но все же. Пока не погибну я - или она - Мрак не с нами. Только после финального боя Обелиск отдаст кристаллы, за которые мы, собственно, и деремся.
   Она выходит на арену танцующей походкой. Ее шоколадно-огненные волосы развеваются, а в зеленых глазах пляшет веселая сумасшедшинка. Таким знакомым жестом она вскидывает над головой руки, поворачиваясь на носочках вокруг своей оси. С резко разведенных в стороны рук срывается огромный фаербол.
   - Шейлена?
   - Откуда ты знаешь это имя? Оно забыто три столетия назад.
   - Какая же ты стала красавица, Шило!
   Как же долго летит фаербол. За время его полета я успеваю воскреснуть и умираю с улыбкой на губах.
   Хоть мы давно уже не ведем учет временам года, но я точно это знаю.
   Впервые я воскрес в апреле.
  
   .
Все книги серии можно приобрести в гугл букс:
"Когда угасло пламя"
"Танцовщица для Вулкана"
"Пепел огненных тюльпанов"
"Дым сбывшихся надежд"
Первая книга бесплатно!
  
Оценка: 7.97*12  Ваша оценка:
Популярное на LitNet.com А.Емельянов "Тайный паладин"(Уся (Wuxia)) К.Федоров "Имперское наследство. Вольный стрелок"(Боевая фантастика) А.Светлый "Сфера: герой поневоле"(ЛитРПГ) Ю.Резник "Семь"(Антиутопия) Т.Серганова "Танец с демоном. Зимний бал в академии"(Любовное фэнтези) В.Старский "Интеллектум"(ЛитРПГ) А.Завадская "Архи-Vr"(Киберпанк) М.Юрий "Небесный Трон 2"(Уся (Wuxia)) О.Бард "Разрушитель Небес и Миров-2. Легион"(ЛитРПГ) Н.Зика "Портал на тот свет. часть 2"(Любовное фэнтези)
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Батлер "Бегемоты здесь не водятся" М.Николаев "Профессионалы" С.Лыжина "Принцесса Иляна"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"