Если дождь тёплый, он всегда немного сладкий, подумала она, слизнув дождевую каплю, скатившуюся по щеке. Дождь её настиг, когда она, справившись с поручением, возвращалась домой. Он растянулся во всю ширь бесконечной равнины этого места. Мелкие, почти невидимые капли засеивали тихие поля, и, куда ни глянь, белый туман накрывал землю. В этом белом безмолвном мире она ощущала лишь землю под ногами и биение собственного сердца. Было уютно и тепло, даже хотелось вздремнуть, но если её должны проглотить, пусть это будет не здесь. Казалось, если она сейчас не продолжит свой путь, то останется здесь навсегда. И она ускорила шаг.
Промокшая юбка отяжелела и заляпалась грязью, но сейчас это не беспокоило. Она бежала, не останавливаясь.
Когда ей начало казаться, что она попала в страшный сон, из тумана появилась деревянная хижина. Довольно старая, так сейчас уже не строили, немного покосившаяся от времени, но было что-то притягательное в её причудливости. Когда они впервые сюда пришли - вдвоём, - эта лачужка ни на что не годилась, им пришлось немало потрудиться, чтобы как-то приспособить её к жизни, и под конец она привязалась к хижине, как к родной. Она даже не будет против быть запертой здесь на веки вечные. И пусть даже эта покосившаяся крыша рухнет и похоронит её в своих объятиях, такой конец представлялся ей прекрасным.
Представив это, она слабо улыбнулась. Затем, будто её услышали в этот тихий дождливый день, дверь открылась, и из хижины вышел человек в белом одеянии. Вместе с ним она восстанавливала это место, и последний гвоздь они вбивали вдвоём, сплетя руки вокруг ручки молотка. Увидев его, она радостно подняла голову и почти побежала навстречу. На ходу поймала ртом маленькую капельку. Сладкая. Будто повинуясь вкусу, она прыгнула под навес крыши.
Она могла бы без страха закрыть глаза, зная, что он её поймает. Она ринулась к нему, и выдохнула: "Я дома".
Ответ его не был слышен из-за собственного неровного дыхания и биения сердца, почти с болью бившегося в груди. Но это совсем не важно. Ей и так известен ответ. Только недавно она поняла, что есть такие мысли, и есть вера.
Никого больше нет в этом туманном дожде.
Закрыв глаза, она повторила: "Я дома".
Глава 1
День, когда он собрался в путь, был необычайно солнечным для зимы. Голубое небо, казалось, могло забрать его в свою высь, солнечный свет, отражённый снегом, обжигал глаза. Такие красивые солнечные дни не часто случались в зимней Ньоххире, деревне горячих источников, расположенной далеко в северных землях. Красивый, живописный день, чтобы отправиться в путь, но он немного беспокоился, как бы такое начало не истощило всю его удачу. Однако, бросив взгляд на свой длинный, грубый походный плащ, напоминавший походное одеяние священников, он взглянул на свою удачу по-другому, ему подумалось, что такая погода явила собой Божье благословение.
Причал врезался в реку, протекавшую через селение. В межсезонье, когда гости приезжали к источникам или возвращались домой, здесь было полно народу, сейчас же к причалу была привязана лишь одна грузовая лодка. Лодочник, бородатый, дородный мужчина средних лет, грузил поклажу на борт, суетясь так, словно его посудина вот-вот пойдёт ко дну. Однако двигался он легко и споро и закончил работу быстро.
- Скоро поднимем парус! - оповестил он своего попутчика.
Вместо ответа тот махнул рукой и, глубоко вздохнув, закинул мешок на плечо. Мешок оказался довольно тяжёл, настолько он был набит теми, кто долгое время поддерживал его.
- Коул, ты всё взял? - услышал он и обернулся.
Сзади подошёл хозяин купальни, опекавший его уже лет семнадцать, да и сейчас он пристально осматривал поклажу. Звали его Крафт Лоуренс.
- У тебя есть деньги, карта, еда, тёплая одежда, лекарства, кинжал и трут, верно?
Лоуренс, проехавший когда-то немало дорог, как странствующий торговец, занимался походными приготовлениями. Собственно, Коул и близко не был столь же дотошным, как его опытный хозяин, на которого он полагался полностью.
- Господин, я уверена, по крайней мере, этот мешок он проверил. В любом случае места у него больше не осталось, - с раздражённой насмешкой проговорила женщина, ждавшая немного позади. Её звали Ханна, и она заправляла кухней в "Волчице и пряности", купальне Лоуренса.
- Ах да, верно, и всё же.
- Всё в порядке, господин Лоуренс. Когда-то давным-давно я отправился в путь, имея при себе лишь одну сушёную селёдку и несколько потёртых медяков.
Они встретились, когда Коул был ещё ребёнком лет десяти. Он тогда был вынужден бросить школу в Акенте, куда он поступил в поисках знаний, и стал странствующим школяром, по крайней мере, так можно было его назвать. На самом деле он нищенствовал. На чужбине Коул потерял все деньги и не знал, куда податься. Вот тогда-то удача и свела его с Лоуренсом, человеком, который его спас. С тех пор прошло пятнадцать, нет, уже почти восемнадцать лет. Всякий раз, задаваясь вопросом, а вырос ли он с тех пор, он мучился сомнением. Казалось, Лоуренс почти не изменился, и стоял сейчас перед ним у реки совсем как в их первую встречу, а сам себе Коул представлялся всё тем же десятилетним мальчишкой.
Но руки, затягивавшие подвязки на мешке, окрепли от тяжёлой работы в купальне. Его прежнее худое тельце показалось бы крохотным рядом с ним теперешним, а соломенные волосы стали почти золотыми. Хорошо это или плохо, время течёт так, как должно.
- Ну да, это верно... Кроме того, сейчас каждый церковник признает в тебе молодого и смышлёного богослова. Я горжусь тобой, к тому же, я бы тоже мог кое-чего усвоить из твоих вечерних занятий.
- Господин, пожалуйста. Если бы ты на это решился, мне бы пришлось чаще ходить на рынок за чесноком и луком, - возразила Ханна.
Слова Лоуренса согревали Коулу сердце, но после её слов он съёжился. Коул всегда садился за учёбу вечерами после работы. Когда он занимался манускриптами и читал Святое Писание, ему приходилось преодолевать навеянную усталостью дрёму. Чтобы не уснуть, он жевал сырой лук и чеснок, терпя потом бесконечные нотации Ханны, остававшейся без приправ для готовки.
- Тем не менее, прошло уже столько лет. Спасибо тебе за помощь в нашем деле. Купальня стала такой только благодаря тебе, Коул. Это была нам огромная помощь, - сказал Лоуренс и протянул руки, заключая его в крепкие отцовские объятия. Но не встреть тогда Коул Лоуренса, кто знает, чем бы всё кончилось. Это ему надо было благодарить.
- Нет, это вам спасибо... Мне жаль, что я уезжаю посреди такого тяжёлого сезона.
- О нет. Мы держали тебя здесь слишком долго. Но если ты отправишься на юг и добьёшься успеха, по крайней мере, дай нам знать.
Лоуренс, суть торговца в чистом виде, всегда подбадривал своего школяра.
- Да и... извини, девочки не смогли прийти проводить тебя, - продолжил он, неожиданно помрачнев лицом.
- Хоро уже попрощалась, несколько дней назад. Она сказала, что если увидит, как я уезжаю, то может попытаться меня остановить.
Хоро, жена Лоуренса, временами вела себя как старшая сестра или же вторая мать Коула.
- Она не любит, когда люди уходят. Но, может быть это мудро с её стороны, - Лоуренс сухо улыбнулся, и разом выдохнул через рот. - И мне жаль, что Миюри причинила тебе столько хлопот.
- Эмм, нет... - начал, было, возражать Коул, но ему вспомнилась суматоха последних дней, особенно вечер накануне отъезда. - Ну... она грозилась клыками, а затем даже укусила.
- О Боже, - Лоуренс положил ладонь на лоб, будто от головной боли. Миюри, единственная дочь Лоуренса с Хоро, постоянно ныла, что хочет покинуть эти горячие источники и эти дремучие земли. А раз Коул собрался в путешествие, не сложно догадаться, что произошло дальше. - У Миюри и Хоро сильное сердце, но Хоро знает, когда нужно сдаться, и она обладает рассудительностью, приобретённой с возрастом. В этом смысле Миюри - как солнце посреди лета.
И хотя его единственная дочь была самой драгоценной для него в целом мире, её нелепые выходки доводили Лоуренса до боли в висках. С недавних пор Миюри стала немного спокойнее, а прежде она часто убегала играть в горы и возвращалась вся в синяках и царапинах. Сейчас она достигла того возраста, когда возможное замужество появилось в прямой видимости, и с этим тоже нужно что-то делать.
- Я её целый день не видел. Может, она в горах, дуется и плачется медведю, - сказал Лоуренс.
Коул представил Миюри, цепляющуюся за возмущённое животное в его берлоге, и не смог сдержать улыбки.
- Когда я окончательно обоснуюсь, то отправлю письмо. И тогда, пожалуйста, привезите всех повидаться.
- Конечно. Но если сможешь, раздобудь где-нибудь побольше хорошей еды. Мне придётся похлопотать, чтобы у этих двоих в дороге не портилось настроение.
- Я всё сделаю, - ответил, улыбнувшись, Коул, и Лоуренс протянул правую руку. Это уже не тот, кто нанял его или спас когда-то ему жизнь. Это хозяин купальни, провожавший путника.
- Береги себя, - словно заметив нечаянные слёзы Коула, Лоуренс ещё шире улыбнулся и крепче сжал ладонь. - Будь осторожен с водой для питья и не снимай еду с огня раньше готовности.
- Вы тоже. Госпожа Ханна... Всего хорошего.
Коул, пожимая ей руку, изо всех сил старался скрыть дрожь в голосе из-за сдерживаемых слёз. Затем, он поднял мешок.
- Эй, ты готов?! - крикнул лодочник. Он, должно быть, решил, что подходящий момент настал.
- Уже иду! - ответил Коул, не отрывая глаз от Лоуренса и Ханны. Когда лодка отчалит, он, вероятно, сможет увидеть их лишь через много лет или уже никогда. Возможно, он в последний раз видит Ньоххиру и вздымающийся пар её горячих купален. Он почувствовал, что не в силах сдвинуться с места, и тогда Лоуренс хлопнул ему по плечу.
- Иди, мальчик! Иди в новый мир!
И он не имел права ответить неправильно.
- Не называй меня мальчиком. Мне столько же лет, сколько было тебе при нашей первой встрече.
Коул сделал шаг, затем второй, над третьим шагом он уже не задумывался. Когда он обернулся, Лоуренс спокойно улыбался, заведя руки за спину, а Ханна скромно махала рукой. Он перевёл взгляд за их спины. Ему было жаль расставаться с Ньоххирой, ещё ему было любопытно, там ли сейчас эта девчонка-сорванец Миюри. Увидеть бы её недовольное лицо, выглядывающее из-за дерева, но, конечно, это невозможно. Она была столь же упряма, как её мать. Слабо улыбнувшись, он снова зашагал к причалу.
- Ты закончил прощаться? - поинтересовался лодочник.
- Извините, что заставил вас ждать.
- У нас есть пословица. Нельзя спуститься по одной реке дважды. И сожалеть об этом нехорошо.
Вот так, плавая каждый день на лодке по водам рек, волей-неволей приобретаешь мудрость. Коул низко наклонил голову в ответ и взошёл на борт.
- Сегодня ты здесь у меня единственный. Можешь спокойно вздремнуть, на той куче шкур, - сказал лодочник, отвязывая верёвку от причала.
Услышав про "кучу шкур", Коул вспомнил вдруг историю, услышанную давным-давно. Молодой странствующий торговец остановился в одной деревне и, как обычно, стал устраивать ночлег в своей повозке, гружённой шкурами. А под шкурами оказалась прекрасная девушка с прекрасными льняными волосами, особенно прекрасными в свете луны. Ещё у неё оказались звериные уши на голове и хвост с изысканным мехом. Девушка попросила отвезти её на родину, она назвала себя мудрой волчицей - воплощением волка, живущей в пшенице и заботящейся об её урожае рядом с деревней. Торговец согласился на просьбу, и они вместе отправились в путешествие. Вместе они пережили радость и грусть, разделили чувства друг друга, и жили долго и счастливо. Вот так.
Не способный вообразить для себя такой же удачи, Коул всё же подошёл к груде шкур, и проверил её. Всё в порядке. Разумеется, никто там не прятался. Помимо этого его импровизированного ложа в лодке было полно бочек и мешков с углём. Бочки, вероятно, были заполнены древесной смолой, остававшейся после производства угля, её обычно использовали для защиты от воды и плесени. Сильный, резкий запах смолы временами доносился до Коула. А шкуры добывали общины, разбросанные по горам за Ньоххирой. Люди, живущие в тех местах, усердно охотятся всю зиму, а затем продают меха, чтобы купить в городе необходимые вещи. Было накладно самим таскать товары на рынок, так что обычно шкуры свозили в Ньохирру, а затем отправляли на лодках. То же самое касалось угля и смолы.
- В этом году много мехов.
- Ага, дело к счастью прибыльное. Ньоххира всегда процветала, но сейчас товары тащат отовсюду. Ты ведь знаешь, война между северными землями и Церковью закончилась несколько лет назад, так? Мечами уже очень давно никто не машет, но мир принёс чудовищные перемены, - назидательно объяснял лодочник, сворачивая верёвку. Потом он запрыгнул в лодку, на удивление лодка даже не покачнулась. - Как только отчалим, начнётся твоё путешествие.
Глянув за корму, мужчина взялся за весло. Лодка медленно поплыла вперёд, скользя по водной глади. С борта лодки ставшие за много лет знакомыми картины зимней Ньоххиры показались совсем другими. Вполне возможно, он в первый и в последний раз видит деревню таким образом. Неожиданно подумав об этом, он не удержался и опустился на колени. Затем помахал рукой Лоуренсу и Ханне, следившим за ним с берега.
- Спасибо вам!
Лоуренс улыбнулся и неосознанно поднял руку. У Ханны было выражение, словно её стряпня удавалась на славу. И прежде чем Коул понял это, они оба исчезли из вида. Горные реки текут быстро.
- Ну что ж, ты попрощался. Теперь самое время смотреть вперёд, - сказал лодочник юноше, пристально глядевшему вслед исчезнувшей деревне. Говорил он мягко, не командуя, как будто приободрял Коула, отчего тот, немного смутившись, натянуто улыбнулся лодочнику и посмотрел по курсу лодки.
Ах, я отправляюсь в путешествие, - его окутало странное, грустное и одновременно волнующее чувство.
- Минуту назад ты вроде бы копошился в этих шкурах, да? Там была крыса или ещё что?
- Э-э? О... Вообще-то, я вспомнил одну историю, - и он рассказал о странствующем торговце и воплощении волчицы. Такие сказки встречались повсюду, но лодочника история заинтересовала.
- Тебе ещё представятся случаи рассказывать детям разные истории, коротая время в дороге. Это всегда хорошо, когда их много. Но сразу рыться в шкурах, вспомнив какую-то из них - ты изрядно суеверен для молодого человека.
Лодочник ни за что не поверит, скажи Коул, что эта история - чистая правда, а добавь он, что спрятаться в этих шкурах могла дочь этой волчицы, лодочник точно примет его за свихнувшегося. Откуда ему знать, что странствующим торговцем в этой истории был Лоуренс, а волчицей, спрятавшейся в повозке, Хоро. Коул волей случая присоединился к необычному их путешествию, став с ними участником удивительных, волнующих приключений, воспоминания о которых заставляли его сердце биться в восторге, хотя многое из пережитого приводило в ужас.
Но самым поразительным для него оказались не те, будоражащие кровь события, в которые его затянул водоворот их истории. А то, что он видел, находясь с ними рядом, когда они "жили долго и счастливо". Он не мог не радоваться, изумлённый их неизменным счастьем.
- Так, куда ты направляешься? Ты говорил - Сувернер, верно? - лодочник назвал город, путь к которому лежал вниз по реке на запад, а затем по суше на юг. Город, процветающий торговлей мехами и янтарём.
- Я узнаю там об обстоятельствах моей поездки. А после отправлюсь в Реноз.
- О, Реноз! Знаю я этот город. Он стоит на большой реке, по которой непрерывно приплывают и уплывают корабли! Я слышал, что там тоже множество таможен.
Коул это прекрасно знал, на одной из них он и встретил Хоро и Лоуренса.
- Понятно. А что ты собираешься там делать? Ремесленничество? Нет, не похоже... Значит торговля?
- Нет, - Коул мотнул головой и взглянул на небо, давая клятву тому, кто там должен быть. - Я хочу стать священнослужителем.
- Что ж, не знал, что ты священник! Ну и ну.
- Пока что, я только учусь, не знаю, смогу ли я им стать.
- Ха-ха-ха. Не говори так, а то может показаться, будто ты сам не веришь в Божью помощь, - и он был прав. - Но, ты ведь знаешь, что Церковь устроила большую бучу с королевством Уинфилд, верно?
Он погрузил весло глубже в воду, и нос лодки повернулся, отворачивая от большого камня.
Горы вокруг Ньоххиры тянулись непрерывной чередой без открытых мест. Снег лежал на склонах высокими шапками, Коул заметил оленя, с любопытством наблюдавшего за ними.
- А вы о многом знаете.
- Реки несут не только воду, но и знания.
Судя по всему, лодочник не случайно показал ему свою осведомлённость. Он оказался приятным человеком.
На западе река впадала в океан, королевство Уинфилд представляло собой большое островное государство, расположенное ещё дальше к юго-западу. Всегда славившееся своими шерстяными производствами, оно ныне располагало и большими верфями. И уже несколько лет тянулся спор между королевством и Папой, главой Церкви, надзирающим за вероисповеданием.
- Говорят, что волнения начались из-за налогов, верно? Это напрямую касается тех, кто занимается перевозкой, таких как я. Об этом узнаешь, даже если не захочешь.
Когда лодка плывет вниз по реке, она пересекает земли множества аристократов. Каждая речная таможня, которую проходит лодочник, означает уплату пошлин, вдоль больших рек их могло быть и пятьдесят, а то и больше. На некоторых реках даже до сотни. Кроме того, землевладельцы взимают пошлину только при проезде через их территорию, а Церковь может устанавливать пошлины на всех землях, где господствует её учение. Что практически означало - весь мир. И звалась эта пошлина "церковной десятиной".
- Если бы мы могли избежать уплаты десятины, нам бы сильно полегчало. Ведь раньше эти деньги собирали на борьбу с язычниками. И сейчас, когда война закончена, в них нет нужды. Мы в долгу перед королём Уинфилда, за его протест.
Налоги - по любым причинам - не по сердцу никому из их дающих. И ни у кого не повернётся язык против короля, который хочет избавиться от одного из них.
- Посмотри, как Папа обращается с разумным государем! Боже, я всем сердцем на стороне короля Уинфилда... - тут лодочник неожиданно закрыл рот, вспомнив, вероятно, что его спутник хочет стать священником и трудится во славу Господа. - Извини. Я не собирался осуждать твои стремления...
- Нет, - и Коул легко улыбнулся. - Я согласен с вами.
- Эм?
Коул прищурился, но не из-за озадаченного взгляда лодочника, а из-за прохладного ветра, подувшего снизу по течению.
- Я не могу поверить, что Папа без обсуждения приказал королевству запретить все религиозные обряды, чтобы принудить его платить налоги.
Казалось, он так рассердился, что пар у него изо рта стал ещё белее. Этот запрет стал прямым указанием Папы, он означал, что все, кто служит Церкви на этих землях, остаются без куска хлеба.
- Уже как три года в королевстве не крестят новорождённых, не венчают любящих, не отпевают усопших. Всё это очень важные в жизни людей обряды, за которыми следит духовенство, а Папа прекратил их все. Я не могу смотреть, как нас вынуждают платить налоги, чтобы заработать Божью милость, это не может быть волей Всевышнего. Я невежественен и беспомощен, но... - Коул взялся за деревянный знак Церкви, всегда висевший у него на груди. - Я хочу помочь исправить исковерканные Божьи заветы.
Чтобы спасти королевство Уинфилд от заносчивого Папы, три года пренебрегавшего ради денег спасением душ, и чтобы вернуть заповедям их истинный посыл, будет сражаться Коул. Вот зачем он начал этот путь. Впереди его ждут невзгоды и страдания. Но сейчас он уже многому научился, ему даже удалось встретить Лоуренса и его жену Хоро, изумительную пару, будто взятую из сказки. Он может справиться. И нет места сомнениям. Он хотел бы подарить хотя бы немного счастья и несколько радостных улыбок этому неправильному, жестокому миру.
Впившись глазами за реку, Коул повторил клятву.
Господь, дай мне сил и направь меня.
Он закрыл глаза и почувствовал порыв сильный ветер, как будто ангел хлопнул его по щекам.
- Э-э-эх... - вздохнул лодочник.
Этот вздох вернул Коула с небес на землю. Лицо его покраснело так, что он едва ли сейчас походил на священника.
- Кхм, по крайней мере, это то, чего я хочу...
- Ох, а я-то уж подумал, что ты просто позавидовал церковникам в Ньоххире, как они пьют и едят у горячих источников, когда ты работаешь.
Лодочник высказался прямолинейно, но в его словах была правда. Чтобы приехать в такое удалённое горное место, необходимо немало денег на дорогу и ремесло, которое можно оставить на несколько месяцев без серьёзных последствий. И то и другое было у отошедших от дел глав больших торговых компаний, аристократов, чьи дела шли хорошо, и высокопоставленных церковников.
- Конечно, многие хотят служить Церкви по этой причине. Но, такая цель достойна порицания...
- Нет ничего необычного для священника в том, чтобы разжиться множеством "племянников" и "племянниц".
Лодочник высказался в виде намёка, однако прямой смысл этих слов был секретом, известным всем. Священникам запрещалось вступать в брак, а значит, обзаводиться детьми. Именно поэтому появлялись там и тут так называемые племянники и племянницы. Даже Папа не был исключением, одну из его "племянниц" выдали замуж в королевстве Уинфилд, так что, подобная порочная практика стала общепринятой.
- Я всегда желал миру стать проще и честнее. А не тем местом, где даже Папа пользуется своим влиянием ради своего кармана, - вздохнул Коул.
- Так что? Ты хочешь сказать, что в Ньоххире, ни разу и пальцем не дотронулся до танцовщиц? - он спросил так, будто не считал это невозможным.
- Конечно, нет, - с гордостью ответил Коул.
- Что ж, это... - явно растерялся лодочник.
Коул привык к такому. Немногие священники сохраняли верность обету целомудрия. Разве что монахи, живущие далеко в горах, где даже встретить женщину было непросто.
- Даже если бы я хотел нарушить клятву, не думаю, что смог бы, - сказал Коул с кривой ухмылкой, и лодочник ответил неловкой улыбкой.
Танцовщицы и дочери музыкантов иногда звали Коула к себе. И хотя они всего лишь дразнили его, Коул не мог уверенно сказать, что ему не составляло труда следовать клятве.
- Однако, я считаю, мы должны следовать однажды данному слово, - завершил он, гордо выпрямляясь.
- Хмм. Мда, - проницательно прошептал лодочник, и снова повернул нос лодки. - Говорят, мир как река. Ты не можешь плыть по ней прямо, как бы тебе этого не хотелось.
Он обернулся, и на его лице не было ни самодовольства, ни насмешки над идеалами молодого пассажира. Это был отшельник, который преодолел множество невзгод и пытался спокойно дожить свой век.
- Но, повторяющиеся изгибы и повороты позволяют рыбам жить.
Он, вероятно, провёл уйму времени в размышлениях, плавая по рекам, его слова казались наполненными глубиной. В самом деле, один известный богослов дошёл до того же, окружив себя пустотой уединения.
- Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.
- Конечно, я не хочу порочить чьи-то убеждения. Особенно того, кто хочет стать священником. Но, если ты всё время будешь идти лишь одной тропой, о многих вещах ты так и не узнаешь. Ты набираешься опыта, делая крюк.
В душе Коул согласился, однако, не мог толком понять, куда клонит лодочник.
- Эм... иными словами?
Мужчина как-то странно потёр нос.
- Хм. Ну что ж, знаешь... Я вижу, что цель и дух твоего пути весьма примечательны, но... Всё же, я не думаю, что ты сильно рассердишься из-за этого, возможно, я лезу не в своё дело...
- Э-э?
- Ладно, назад мы уже не повернём. Выходи давай, - лодочник обратился в сторону груза, глядя не на кучу шкур, а на бочки.
Бам! - отлетела крышка одной бочки.
- Ууух, - лодочник ловко поймал крышку.
Из бочки торчала пара худых ног, обутых в грубые, дорожные башмаки. Коул стоял с открытым ртом, лодочник беспокойно улыбался.
- О-ох! О-о-ох! - простонал кто-то из бочки, затем, высунувшаяся рука ухватилась за край подрагивающей бочки. - Пфи-и-ю-ю!
- Миюри?!
Из бочки выскочила девочка, скатилась с горки шкур и, подскочив, прыгнула Коулу на грудь. Вся из себя тоненькая, с волосами странного пепельного цвета с серебристыми пятнышками. Она выглядела чуть старше двенадцати лет, на грани того, чтобы называться девушкой. Её прыжка хватило, чтобы свалить Коула с ног, лодка закачалась на воде, и лишь сноровка лодочника не дала ей опрокинуться.
- Ах, М-Миюри, п-почему?..
Продолжение "ты здесь и ты пропахла горелым" застряло в его горле.
- Потому что! - изо всех сил прокричала Миюри и посмотрела на него со слезами, вызванными ужасным запахом в бочке. - Возьми меня с собой!
Жарче горячих источников слёзы катились по её щекам. Сговор Миюри с лодочником напрашивался сам собой. Лодку обратно уже не повернуть, впрочем, со всем этим придётся разобраться позднее. Девочка, стоящая перед ним, была готова вот-вот разреветься всерьёз, и её пепельные волосы уже зашевелились. У него не было выбора. Он поспешно заключил её в объятия и закрыл ладонями её макушку.
- Ладно, ладно! Я сказал, ладно!
Успокойся!
Затем она вырвалась из его рук, и прильнула к нему лицом.
- Правда?! Правда?!
- Да, правда, так что, будь добра, успокойся...
У тебя торчат уши и хвост!
Не замечая крика его души, Миюри широко открыла глаза и, удовлетворённо ухмыльнувшись, потянула его в объятия, словно волк, пожирающий свою добычу.
- Я люблю тебя, братик! Спасибо тебе!
Звериный хвост под цвет и её волос с восторгом вилял из стороны в сторону, выражая безмерную радость.
Лицо Коула побледнело, он посмотрел на лодочника, сидевшего на корме и откупоривавшего небольшой бочонок с вином и, слава богу, не обращавшего на них никакого внимания. Должно быть, он был рад больше не хранить присутствие девочки в тайне или как-то по-своему понял происходившее. В любом случае, Коулу нужно что-то сделать со всем этим. История странствующего торговца и волчицы была чистой правдой, а эта девочка - их единственная дочь. Как правило, она была одета вполне обычно и могла прятать и показывать свои уши и хвост по своему усмотрению, но когда она была обеспокоена, взволнована или удивлена, хвост с ушами проявлялись и беспокойно двигались, невольно выдавая себя.
- Миюри, Миюри!..
- Хе-хе, хе-хе-хе... Эмм?
Даже заливаясь слезами, она умела счастливо улыбаться. Хорошо, когда ты столь богат на эмоции. Но всё же Коулу хотелось, чтобы она вела себя чуточку осторожнее.
- Их видно, они выглядывают... - прошептал он.
Миюри, наконец, спохватилась. Как кошка, умывающая свою морду, она поспешно и энергично провела рукой по голове. Её хвост тоже сразу спрятался. Слава Богу, кажется, лодочник так ничего и не заметил. Коул облегчённо расслабил шею, позволил голове с глухим стуком упасть на дно лодки. Затем он снова сел прямо.
- Миюри.
- Эм?
Её рот изобразил игривую женскую улыбку, которую она строила всякий раз, когда его голос звучал сердито.
- Слезай.
- Ладно.
Но удовлетворение на её лице притухло, то ли Миюри до сих пор не верилось, что она смогла спрятаться на такой маленькой лодке, то ли стало не по себе из-за нарушенного обещания не сбегать.
- В самом деле... - вздохнул Коул, собираясь встать, Миюри протянула ему руку.
Они собрали рассыпавшиеся шкуры и поставили бочку, в которой она пряталась, на своё место. Эта была бочка для древесной смолы, потому от неё и несло сильным горелым запахом. А Миюри пропахла так, будто спала в камине с пеплом. Волчья кровь в её венах даровала ей исключительное обоняние, если она смогла вынести такую муку, значит, она была настроена решительно. Эта девочка, дочь Лоуренса и Хоро... Она не побежала бы плакаться в медвежью берлогу потому, что её не взяли с собой в путешествие.
- И? - спросил Коул после того, как они всё разложили по местам.
- Хе-хе-хе... я убежала из дома, - пожала плечами Миюри, ну, просто кроткая девочка, каковой она от роду не была.
Лодку уже не повернуть. Река пробивалась сквозь скалистые горы, теснимая с боков высокими утёсами, реже каменистыми уступами. Даже если им удастся причалить к берегу, вряд ли нашлась бы подходящая дорога. Правда, путники могут пройти горными тропами, ведущими от речных таможен, построенных землевладельцами, некоторые из них как раз ведут прямо из Ньоххиры. Но зима ещё крепко сковывала эти места, тропы хоронились под высокими сугробами, а погода могла в любой момент испортиться. Эта девочка на своих худеньких ножках в одиночку не справится с дорогой в таких суровых условиях. Ясно, что сейчас отправить её обратно нельзя. Коул сел напротив Миюри, глубоко вздыхая.
- Во что это ты оделась? - спросил он.
Миюри спокойно и ровно уселась, её лицо неожиданно озарилось.
- Правда, мило? Госпожа Хелен сшила это для меня. Она сказала, что на юге все так одеваются.
Госпожа Хелен, упомянутая Миюри, была известной танцовщицей и частой гостьей купален. Она явно постаралась. Перед Коулом сидела девочка в кроличьей меховой накидке на плечах, в рубахе с пышными плечами с корсетом из медвежьей шкуры. Насколько он знал, такие наряды носили придворные несколько десятилетий назад. Но нижняя половина её наряда ничего, кроме головной боли, принести не могла.
- Жалко, что я не такая крупная, как госпожа Хелен... хе-хе-хе... и всё же, как тебе? - щебетала девочка.
Её тонкие ноги были обёрнуты двумя облегающими кусками льна, сшитыми вместе. Поверх них она надела очень короткие штаны, нарочно открывая всё, что находится ниже. И даже грубые дорожные башмаки не столько ей нужны были для защиты ног, сколько, чтобы подчеркнуть линии стройных ног.
- Даже не знаю с чего начать, но так откровенно оголять свои ноги юная девушка точно не должна.
- Ничегошеньки я не оголяю. Всё закрыто вплоть до ногтей, - возразила Миюри, оттягивая вышивку штанишек, прикрывавших её худые бёдра. Её движения показались Коулу настолько фривольными, что он невольно закашлялся.
- Я говорю не о том, прикрыта ли кожа.
Какой контраст между её одеянием и образом простой деревенской девчонки в льняной юбке, простом переднике и с волосами, заплетёнными в косички.
- Во-первых, это совсем не подходит для путешествия. Тебе ведь холодно, не так ли?
- Я в порядке. Госпожа Хелен и остальные говорили, что красота - это боль! - заявила Миюри, широко ухмыльнувшись, но от внимательного взгляда Коула не ускользнули её бледные губы и дрожащие, как у оленёнка, ноги.
Он глубоко вздохнул и, потянувшись к шкурам, стал укрывать её колени.
- Я был так рад, когда ты, наконец, перестала ставить ловушки для кроликов и белок, откапывать спящих лягушек и бросать их в купальню, но...
Раньше Миюри была настоящей непоседой, выделяясь даже среди деревенских мальчишек. Потом вдруг как-то разом она стала мягче, женственнее, и Коул вздохнул с облегчением. Сейчас она заставила его волноваться уже по совершенно другой причине. Доставлять удовольствие гостям было важной частью работы в купальнях. Нельзя позволять гостям скучать. Приезжавшие частенько оказывались из тех, кто любил повеселиться, и читать Миюри проповеди о целомудрии и аскетизме было совершенно бесполезно.
Отец Миюри, Лоуренс, мог пожурить её разок-другой, но когда она начинала вести себя хоть чуточку приличнее, его сердце сразу смягчалось. Миюри это усвоила, вскоре выговоры перестали хоть как-то воздействовать. А недавно она выучилась оправданию, которое выдавала скорбным голосом: "но папа, я думала, что это тебя только порадует...", пресекая на корню все попытки отца.
Её мать, Хоро, знала, что взбучки Лоуренса не могли сравниться с её способностью заставить кое-кого в страхе поджать хвост, поэтому Миюри всегда пыталась оценить серьёзность намерений матери. Однако Хоро, прожившая на свете уже несколько веко, вряд ли стала бы беспокоиться из-за пары тряпок, она, скорее, сама поинтересуется у Миюри экстравагантной одеждой.
И таким образом Коул оказывался единственным, кто пытался быть с Миюри строгим.
- Брат! Ты ведь сам мне сказал стараться одеваться как девушке! - фыркнула она из кучи шкур.
- Ты зашла слишком далеко. Я так сказал потому, когда ты шастала по горам одетая, как дикарка, - в одной лишь набедренной повязке. Всё хорошо в меру. Ты понимаешь?
- Ага, - уныло ответила Миюри и, отвернувшись, рухнула в шкуры. - Хе-хе-хе, но это ничего. Наконец-то, я выбралась из этой маленькой деревеньки, - сказала она и протянула руки к ясному, голубому небу.
Ему не хотелось вечно гасить её непосредственную живость, но кто-то ведь должен играть эту роль.
- Когда мы доберёмся до Сувернера, мы отыщем людей и лошадей, чтобы отправить тебя обратно.
В этом городе непременно найдутся добрые знакомые из тех, кто торгует с купальнями Ньоххиры. Все они люди надёжные, он мог без опаски вверить им Миюри. Живот Коула всё ещё сводило от нескромного наряда Миюри, но, похоже, она не собиралась возмущаться по поводу его намерения.
- Миюри? - позвал Коул.
- Хорошо, - вздохнула она, всё ещё глядя на небо, и медленно закрыла глаза.
Могло показаться, что она всё поняла, но у него появилось неприятное предчувствие. Впрочем, может, Миюри просто ненадолго хотела оставить Ньоххиру? Но как быть той решительности, с которой она терпела пребывание в бочке, ужасный запах которой мог сжечь ей нос. И с тем, что она всю неделю перед его отъездом буквально бросалась на него с зубами. Коул с подозрением посмотрел на неё, она же просто зевнула.
- Уа-а-ахх... а-а. Я начала готовиться ещё до рассвета, так что очень устала...
Как бы сильно он не переживал, это её не волновало. Для беспечной Миюри всё было занудством. При своей незаурядной смелости она обладала талантом засыпать в любой ситуации, если решала, что хочет спать. Коул уже слышал её мягкое сопение из-под шкур. Он облегчённо вздохнул и накрыл Миюри ещё шкурами, а одну, мешавшую, как ему показалось, убрал с макушки. Когда Миюри спала, её лицо выглядело прелестно, и как раз это очарование всегда заставляло его беспокоиться. Убедившись, что ей тепло, он успокоился.
Лодочник ловко подцепил веслом ручку деревянной кружки и протянул её Коулу. Острый запах давал понять, что там было вино.
- Она пришла ко мне перед рассветом, когда я дремал.
Коул понял, что речь идёт о Миюри. Конечно, он не собирался упрекать лодочника за помощь в её проделке.
- Она рыдала: "Позволь мне остаться в лодке - иначе я умру!", я не знал, был ли это обман зрения или что-то ещё, но, увидев эти золотые глаза, сияющие в темноте, я подумал, а она ведь не шутит.
Потягивая из кружки напиток, скорее кислый, чем сладкий, Коул нервно улыбнулся. За последнюю неделю он на своей шкуре прочувствовал решимость Миюри отправиться с ним.
- Что ж, на этой работе частенько приходится пересекаться с беспомощными бродягами и людьми, у которых есть причины скрыться. Поэтому, ты должен обладать достаточно трезвым рассудком, чтобы знать, помогать им или нет.
- Тебе показалось, этого достаточно?
- Ну, как-никак, её спутником оказался строгий молодой человек. К тому же, он оказался даже более серьёзным, чем я мог себе представить, я лишь беспокоился, что ты рассердишься, - вздохнул лодочник, не переставая, однако, улыбаться, потом он глотнул из своей кружки и опустил плечи.
В любом случае, как только они доберутся до Сувернера, он отправит Миюри обратно. Коул не знал, что она затевала, но он должен быть твёрдым в своём решении. Она всегда отличалась беззаботностью и своенравием, была из тех девчонок, что обычно вели себя смирно, но если гость поощрял, были готовы плясать в откровенных нарядах с другими танцовщицами. Вырастая, она становилась необыкновенно похожей на свою мать, но, истинное сходство было не во внешности, а во взгляде. В перерывах между шалостями эти глаза смотрели сквозь судьбу, как и глаза её матери, которую когда-то почитали как мудрую волчицу.
- Однако я не ожидал, что вы окажетесь братом и сестрой. Я мог поклясться, что вы любовная парочка, но ошибся.
- Мы не кровные брат и сестра. Она единственная дочь хозяина купальни, который заботился обо мне. Когда она родилась, я слышал её первый плач, и мне постоянно доводилось менять ей пелёнки.
Сама Миюри до недавнего времени считала Коула своим старшим братом. Это доказывало, что Хоро и Лоуренс думали о нём, не просто как о помощнике, а считали его членом их семьи. Он не мог должным образом их отблагодарить.
- Что ж, я уверен, такая неугомонная девчонка скрасит твой долгий путь.
Коул собирался как можно скорее отправить Миюри обратно в Ньоххиру и понимал, что до тех пор поездка не будет тихой и спокойной.
- Я не против её неутомимости, но я хочу, чтобы она вела себя пристойно.
- Что правда, то правда, для речного потока это тоже важно.
Лодочник снова улыбнулся и чуть приподнял кружку, Коул ответил тем же и помолился Богу за их безопасную дорогу.
Лодка пересекла несколько речных таможен, каждый раз они платили пошлину, а их груз проверяли.
Миюри проснулась после обеда и принялась с любопытством рассматривать всё вокруг, всё для неё было новым и незнакомым, поэтому она вела себя необычайно тихо. Когда солнце в небе стало ярче, всё вокруг тоже изменилось. Хотя их по-прежнему окружал горы, снега стало меньше, а гальки на берегах, наоборот, прибавилось. Кроме того, время от времени они замечали дороги, петляющие вдоль реки.
- Ух ты! Невероятно! - воскликнула Миюри у очередного причала.
Товары были свалены кучами на берегу. Их или переправляли через реку, или отправляли дальше по реке. На краю причала стояли вооруженные копьями солдаты, готовившие факелы для ночного дозора. Кто-то привязывал лодки к причалу, не собираясь сегодня плыть дальше, другие уже весело выпивали в своих лодках.
- Это таможня лорда Хэлвиша, вторая по величине на этой реке, - сообщил лодочник, подводя лодку к причалу.
Несколько лодочников, вероятно знакомых, поприветствовали его.
- Вторая по величине? Значит, это не самая большая?
На берегу они увидели два постоялых двора, где под навесами стояли столы и стулья и начиналась вечерняя трапеза. Стен не было, люди не теснились, и обстановка казалась вполне спокойной.
- Самая большая находится внизу по реке, в двух днях пути. Там рядом нет таких маленьких постоялых дворов. Зато стоит величественная каменная крепость с колокольной башней, и гигантская цепь тянется от неё до другой башни на противоположном берегу. Когда ты проплываешь под этой цепью, становится не по себе, будто направляешься в саму преисподнюю.
- Цепь? - Миюри казалась озадаченной. - Но ведь лодки не могут проплыть через цепи, верно?
Её замешательство позабавило лодочника, и она в поисках помощи посмотрела на Коула.
- В этом и смысл, - сказал тот.
- Верно, - заговорил лодочник. - Рядом море. Они опускают цепь на воду, тогда пираты не смогут заплыть в город из открытого моря. А ещё они служат предупреждением пиратам - если те нападут на город, их закуют в цепи и приговорят к рабскому труду.
Миюри широко открыла глаза, словно увидела цель прямо собой.
- Пи... раты?.. Пираты? Это те самые пираты?!
Для Миюри, родившейся и выросшей в Ньоххире, где даже с самой высокой горной вершины увидишь лишь такие же вершины, это был новый, незнакомый мир. В восторге, она ещё шире открыла глаза и до боли сжала Коулу руку.
- Ух ты! Пираты, братик! Пираты?! Этой самой цепью?!
Пока Миюри в восторге танцевала, на них с любопытством стали смотреть другие лодочники. Но когда они догадались, что девчушка только-только спустилась с гор, они ласково заулыбались и, словно дедушки, до обожания любящие своих внуков, сами были готовы в любой момент превратиться в пиратов.
- Ух ты, здорово! Брат, ты тоже отправишься в море? Правда, ведь?
- Нет, - холоднее обычного сказал Коул. Если восторг Миюри не ограничить, в любой момент могут появиться её уши и хвост. И, что важнее, чем сильнее она заинтересуется внешним мире, тем сложнее станет отправить её домой. - Пираты почти не заходят вглубь большой земли, по крайней мере, я никогда об этом не слышал.
- Ну, конечно. Это, всего лишь предостережение... или, может быть, просто хвастовство - мол, наш город слишком важный, чтобы какие-то пираты дерзнули на него напасть. Каждый, кто спускается по реке, или прибывает морем, будет потрясён, увидев эти огромные цепи у себя надо головой.
Миюри энергично кивала каждому слову и уважительно вздыхала.
- Мир очень сложный, - сказала она так серьёзно, что даже Коул не мог не улыбнуться.
Но, ему нельзя терять бдительности, он должен сохранять расстояние и владеть собой.
- Миюри, пойдём. Сегодня мы переночуем здесь.
- О... э-э, хорошо!
Посмотрев на поверхность реки, Миюри немного успокоилась и торопливо вытащила свои вещи из бочки, в которой пряталась. Коул не знал, что она с собой взяла, но, кажется, она всё же подготовилась к путешествию.
- Благодарю, что взяли нас на свою лодку.
- Да, чего уж там.
Миюри поняла, что настало время прощаться с лодочником. Она поправила свой мешок, похожий на мешок Коула, и с улыбкой помахала ему рукой.
- Спасибо вам!
- До встречи!
В ответ на её беззаботную улыбку, лодочник махнул веслом, которым правил лодкой. Продолжая улыбаться, Миюри кивнула и, уходя, снова обернулась и помахала ему.
Пока они шли вдоль причала, стуча башмаками по деревянному помосту, Коул посматривал на Миюри краем глаза. Когда началась дорога, выложенная речной галькой, он ощутил под ногами твёрдую почву и почувствовал облегчение. Пускай путешествовать на лодке удобно, постоянная качка немного беспокоила его. Он глянул на Миюри проверить, как у неё с морской болезнью, и лицо у неё оказалось мрачным.